На повестке дня — Икар

— Хорошо. Предполагается краткая церемония, в ходе которой президент поблагодарит вас от лица всей страны. Никаких вопросов, только несколько снимков, сделанных ограниченным кругом фотографов, а потом вы исчезнете. — Деннисон указал рукой на дверь, и они оба направились к выходу. — Знаете что, конгрессмен? — сказал глава президентского аппарата, взявшись за ручку двери. — Такое ваше разоблачение разрушило одну из лучших закулисных кампаний, которую только может пожелать любая администрация, — я имею в виду, в смысле связей с общественностью.

— Закулисная кампания?

— Ну да. Чем дольше мы хранили молчание, отклоняя вопросы под предлогом национальной безопасности, тем скорее люди полагали, что президент урегулировал оманское дело полностью самостоятельно.

— Идея, конечно, принадлежала ему? — Эван улыбнулся не то чтобы зло, но как бы отдавая дань таланту, который не обязан одобрять.

— Говорю вам, может, он не какой-нибудь Эйнштейн, но все же чертовски гениален. — Деннисон открыл дверь.

Эван не двинулся с места.

— Разрешите напомнить, что в Маскате были убиты одиннадцать мужчин и женщин. А двести оставшихся в живых всю дальнейшую жизнь будут мучить кошмары.

— Это правда, — кивнул Деннисон. — Вот и он так говорит, да со слезами на глазах! Считает, что они настоящие американские герои, такие же храбрые, как те, кто сражались в Вердене, Омаха-Бич, Панмыньчжоне и Дананге. Президент действительно так сказал, конгрессмен, всерьез.

— Сузив круг, чтобы сделать свое сообщение понятным, — согласился Кендрик. — Если кто-то и нес ответственность за спасение двухсот тридцати шести заложников, то, вне всякого сомнения, это был он.

— Ну так что?

— Ничего. Давайте покончим с этим.

— Вы псих, конгрессмен. И правы, в этом городе вы — посторонний.

* * *

Эван Кендрик однажды уже встречался с президентом Соединенных Штатов. Встреча длилась приблизительно пять, может быть, шесть секунд; это было во время приема в Белом доме для вновь избранных конгрессменов от партии президента. Если верить Энн Малкей О'Рейли, присутствие на этом мероприятии было обязательным, она буквально угрожала взорвать офис, если Эван откажется туда пойти. Он часто говорил Энни: ему не то чтобы не нравится президент, а просто он не согласен со многими вещами, которые поддерживает Лэнгфорд Дженнингс, возможно даже с большинством из них. На вопрос миссис О'Рейли, почему же он все-таки баллотировался по списку кандидатов от партии президента, отвечал, что у его противника не было никаких шансов.

Когда на том приеме Эван в ряду других приглашенных обменивался кратким рукопожатием с Лэнгфордом Дженнингсом, преобладающее его впечатление от президента было скорее отвлеченным, чем непосредственным, и все же не совсем лежало в области абстракции. Сама его должность ошеломляет. Если задуматься, один тот факт, что человеческому существу доверена такая устрашающая, глобальная власть, вызывает головокружение. Неточное указание по причине какой-нибудь ужасной ошибки в расчетах — может быть взорвана планета. И все же… все же… Невзирая на то, как Кендрик лично оценивал самого президента — не такой уж блестящий интеллект, склонность к сверхупрощению, терпимость к рьяным дуракам вроде Герба Деннисона, — он все же должен был признать: Лэнгфорд Дженнингс обладал поразительным имиджем. Это был образ вождя, по которому рядовые граждане республики отчаянно тосковали. Эван пытался мысленно проникнуть за тонкую, словно паутина, вуаль, которая укрывала президента от более пристального взгляда, и в конце концов пришел к заключению, что все дело во влиянии этого человека. То же самое можно было сказать о Нероне, Калигуле, обо всех безумцах, авторитарных папах и императорах, о самых отъявленных злодеях двадцатого века — Муссолини, Сталине, Гитлере. Однако Дженнингс не излучал зла, свойственного тем, другим. Наоборот, от него исходила здоровая и глубокая надежность. Кроме того, президент обладал счастливой наружностью — внушительной и привлекательной, а еще больше — внутренней убежденностью в правильности своих помыслов. Это был самый обаятельный, располагающий к себе людей человек, каких Кендрик когда-либо встречал.

— Чертовски приятно встретиться с вами, Эван! Могу я вас так называть, мистер конгрессмен?

— Конечно, мистер президент.

Дженнингс обошел вокруг рабочего стола в Овальном кабинете. Во время рукопожатия он крепко сжал левой рукой левую руку Кендрика повыше локтя:

— Я как раз закончил читать все эти секретные доклады о том, что вы сделали, и, должен вам сказать, горжусь…

— В этом участвовали многие другие люди, сэр. Если бы не они, меня бы убили.

— Понимаю. Садитесь, Эван, садитесь, ну садитесь же! — Президент вернулся к своему креслу, Герберт Деннисон остался стоять. — То, что вы совершили, Эван, попадет в учебники, по которым будут учиться многие поколения американской молодежи. Вы взяли хлыст в свои руки и заставили эту чертову штуку щелкать.