На правый бой

«Слава тебе, советский богатырь! — писала газета. — Ты посмертно представляешься к званию Героя Советского Союза. Пусть дойдет до семьи, где ты родился в год смерти Ильича, до Кондельско-уральской школы, где ты учился, до всей Пензенской области, где ты возмужал, весть с полей Венгрии о твоем бессмертном подвиге».

Политическое управление, политорганы соединений, придавая большое значение силе положительного примера, старались каждый героический подвиг делать достоянием всего личного состава. О подвигах гвардии лейтенанта С. Ермолаева, командира роты гвардии лейтенанта Коробейникова, который на улицах Будапешта в одном бою уничтожил лично до полусотни вражеских солдат (о нем рассказывалось в этом же номере газеты), широко сообщалось всему личному составу. Героям боев посвящались специальные листовки, о них рассказывали в своих беседах агитаторы и пропагандисты, призывали брать с них пример.

12 января противник в основном прекратил наступление в районе Замоль и Бичке. Его отчаянные попытки прорваться к Будапешту опять потерпели неудачу. Крупповская броня разбилась о стойкость советских воинов.

При отражении обоих контрударов нашим войскам значительную помощь оказал соседний 2-й Украинский фронт. Его войска в ночь на 6 января прорвали оборону противника на реке Грон и по северному берегу Дуная устремились к Комарно. Это вынудило противника оттянуть к Комарно значительные силы и прекратить наступление на Будапешт. Об этом мы также рассказывали личному составу, подчеркивая, что Ставка Верховного Главнокомандования принимает все меры для того, чтобы войска нашего фронта удержали свои позиции.

Наиболее опасным для нас оказался третий, последний контрудар, который гитлеровцы нанесли к северу от озера Балатон по наиболее уязвимому участку нашей обороны. Вспомогательный удар наносился на Бичке, а окруженная группировка в Будапеште одновременно предприняла попытку прорваться на Будаерш.

Готовя третий контрудар, гитлеровцы широко использовали оперативную маскировку, в сжатые сроки произвели перегруппировку своих войск. 4-й танковый корпус СС под предлогом переброски на центральный участок Восточного фронта (этим врагу удалось дезориентировать нашу разведку) был снят с занимаемых позиций севернее Бичке, срочно пополнен личным составом, вооружением и пехотой и отведен в Комарно. Оттуда через Дьёр окольным путем переброшен в район Веспрема.

Скрытности перегруппировки противника способствовала нелетная погода. Сплошная облачность, частые снегопады снижали возможность пашей авиаразведки.

На 35-километровом участке прорыва враг сосредоточил пять танковых дивизий, около 600 танков и самоходно-артиллерийских установок, более 1200 орудий и минометов.

Ударной группировке противника от Шаркерестеша до Балатона противостоял наш 135-й стрелковый корпус генерала П. В. Гнедина, а Секешфехервар прикрывали части 84-й и 252-й стрелковых дивизий, южнее, до озера Балатон, оборонялся 1-й гвардейский укрепрайон генерала С. И. Никитина.

Наши части в предыдущих боях потеряли много личного состава и техники. Хотя командование фронта, наш фронтовой тыл все делали, чтобы пополнить войска людьми, оружием и техникой, сил не хватало. Да еще надо иметь в виду, что погодные условия были исключительно неблагоприятными, а подвозить и личный состав, и боеприпасы приходилось издалека. В результате на главном направлении противник превосходил наши войска в людях примерно в 10 раз, в артиллерии — в 4 раза. И в танках он имел подавляющее превосходство[28].

Командующий фронтом Ф. И. Толбухин решил отстоять плацдарм и не отходить на левый берег Дуная. Обосновав решение, он доложил его Верховному Главнокомандующему. Сталин одобрил и распорядился о передаче фронту 30-го стрелкового и 23-го механизированного корпусов.

Толбухин отдал приказ, которым предписывалось никому, кроме раненых, не переправляться через Дунай. Остался на правом берегу и командный пункт фронта.

Утром 18 января я отправился на командный пункт фронта. Там уже находились Ф. И. Толбухин и А. С. Желтов.

— Что день грядущий нам готовит? — вместо приветствия продекламировал Алексей Сергеевич.

В это время поступил первый доклад: противник начал сильный артиллерийский обстрел. Через несколько минут мы уже знали, что он ведет интенсивный артогонь на всем фронте от Оши до Балатона.

— Это — третий контрудар немцев, — сказал А. С. Желтов.

— Похоже, — ответил Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин.

Чувствовалось, Федор Иванович ждал этого, но ему очень хотелось оттянуть время: войска наши устали от беспрерывных боев. Видимо, были и другие причины для волнений. Командующий первым делом приказал связать его по телефону с генералом армии Захаровым.

С минуту он слушал доклад командарма, потом резко перебил, повысив голос, что делал весьма редко:

— Как же так? Вчера вечером вы докладывали об отходе противника на вашем правом фланге, готовили отряды преследования, а в это время вас бьют в другое ухо? Куда же вы смотрели?

Видимо, Г. Ф. Захаров хотел что-то сказать в оправдание, но маршал не дал ему говорить.