На пределе!

По дороге домой размышлял о всем случившемся вчера и сегодня и недоумевал: почему нам, русским, всегда нужны какие-то особые обстоятельства, драматические ситуации, чтобы сразу же почти проявить поразительную изобретательность, до сих пор дремавшую в нас. И эстакаду, и лебедочную тягу, и примитивнейший противовес к воротам карьера, чтобы сами закрывались, без специального привратника… Все это давно можно было иметь.

Выдумщик. Это человек, доходящий своим разумом до решения вставшей перед ним проблемы. Я припоминал многих таких выдумщиков-умельцев, встречавшихся на моем пути. Я храню о них благодарную память, научивших меня «шевелить мозгами». Это было любимое изречение неистощимого изобретателя техника Володи Сибирского, занимавшегося до войны конструированием пресса сухого прессования кирпича, сулившего переворот в кирпичном производстве. Его идею отверг главный инженер треста, сказавший: «Умнее немцев хочешь быть? Никто в мире не превзошел их пока в керамическом производстве. Запомни это, молодой человек!»

Я многому научился у старого слесаря Николая Маркеловича Колпоносова, любое дело делавший только по-своему, только лучше, быстрее. Он обучал так работать каждого, стоявшего рядом с ним. Он искренне радовался, когда видел, что возбудил у молодого человека тягу к мастерству, ту искру божью высек, каковая отличает простого исполнителя, подражателя от творца, мастера с большой буквы.

Припомнил привычку Колпоносова в минуты размышления держать в руках гармошку стального складного метра, растягивая и складывая его. Такой стальной метр-складень я видел только что в руках Кириенко. А у эстакады играл складным деревянным метром Абросимов. И тут всплыла в воображении почему-то плачущая Поля Бурдаева с пожелтевшим письмом жениха, сгинувшего в огненном пекле Великой Войны… Что общего между этими картинами? Есть что-то общее… Я стараюсь заснуть, не могу. Как на киноэкране возникают изображения складеня-метра, плачущего девичьего лица, кровавого пятна на белом снегу у эстакады, и желтого, как новорожденный цыпленок, деревянного метра… Так и заснул, не решив психологической задачи…

А утром пришла разгадка! Складень-метр заменит письмо, спасет все другие письма, рукописи, книги от сожжения. Складень-метр решит почти неразрешимую проблему обеспечения гофманской печи бумажными щитами. Бумага почти не потребуется, если догадка моя подтвердится. Лихорадочно заношу свои соображения на бумагу, рисую эскиз деревянной складной перегородки, и бегу в конторку Абросимова. Мне нужны его совет и помощь.

Абросимова застал изнемогающего от утреннего кашля. Он отплевывается в жестяную плевательницу, махая мне рукой на стул «садись».

Я показал ему свои эскизы, объяснил суть придумки. Для наглядности взял со стола его желтый складень-метр. Если вместо заклепок, скрепляющих части складеня поставить цепочки, то…

— То получится ладная штука! — подхватил Абросимов. — Ставим стойки с пазами…

— В пазы вставляем рейки со скреплением, как у метра-складеня, концами… — продолжаю мысль.

— …Как только огонь подойдет в садке к деревянной этой стенке, заменяющей бумажную… — весело ведет нить общей мысли Абросимов.

— …То мы через топочную конфорку сверху вытаскиваем все рейки из печи, не дав им сгореть.

— А стойки пусть горят. Мы их будем делать из горбыля, — заключил Абросимов.

Через неделю такие деревянные разборные щиты были изготовлены Рыжкиным. И все с того момента позабыли о бумажном дефиците. Деревянная перегородка действовала безотказно, даже лучше бумажной. И хотя новый щит придумал я, его все прозвали абросимовским. Но я не был в обиде. Ведь и Америку открыл Колумб, а имя континенту дал автор книжки об этом континенте…

На Амур!

Никитина Христина — садчица кирпича

В самом начале дневной смены всюду на заводе погас свет. Все погрузилось в полумрак. Замерли машины, угарным дымком потянуло из-за неплотно закрытых дверей сушильных камер. Такие отключения электроэнергии часты. Не успевает наша городская ТЭЦ питать все заводы и город энергией, страдая от аварий, недостатка угля. И если энергетики скоро не обещают включить нашу линию, тогда, по установившейся с начала войны традиции, по цехам разносится клич, от которого у каждого работника завода, независимо от ранга, холодок неприятный в груди:

— На Амур!