На пределе жизни

Кое-где на суше попадались обросшие лишайниками, полуистлевшие рога северных оленей, некогда обитавших на острове. Однако самой интересной находкой за этот день была большая гнездовая колония белых чаек, встреченная на скалах северного берега. Около сотни этих птиц, похожих на огромные снежные хлопья, то выныривая из туманной пелены, то вновь скрываясь в ней, с криками летали у вершин прибрежных базальтовых скал и подолгу сидели на них парами, тесно прижавшись друг к другу. Уже одно то, что птицы, разбившись на пары, упорно держались у одних и тех же скал, наводило на мысль о существовании тут гнездовых колоний белых чаек. Это предположение еще больше укрепилось после того, как мы стали очевидцами яростного преследования ими пролетавшего невдалеке бургомистра. Едва бургомистр показался из-за ближайшего мыса, как навстречу ему, сорвавшись со скал, бросилась стая чаек. Бургомистр мгновенно «утонул» в плотном облачке окруживших его птиц. Только по движению всей стаи можно было догадываться, что бургомистру основательно достается от преследователей и что он мечется из стороны в сторону, то взлетая вверх, то совсем прижимаясь к прибрежным льдам. Лишь тогда, когда незваного гостя отогнали далеко в море и он скрылся за торосами, возбужденные чайки вернулись к облюбованным ими скалам. Чтобы окончательно убедиться в верности нашего предположения, нужно добраться до самых гнезд. Однако сейчас они (или, во всяком случае, места, на которых сидели чайки) недостижимы: подняться по обледеневшим отвесным скалам, не имея хорошей веревки, невозможно.

К ночи, когда погода значительно улучшилась и сквозь разрывы в облаках начало проглядывать солнце, мы вошли в небольшую долину. В ней все выглядело необычно приветливо — и бегущие с звонким журчанием ручьи, и цепочка голубоватых озер, и даже сжимавшие долину с востока и запада громады скал, освещенные солнцем и сплошь поросшие лишайниками. На — обтаявшей галечниковой косе лежали груды плавника. О лучшем месте для лагеря трудно было и мечтать.

Среди обломков дерева выбрали пару кольев для палатки, и вскоре наше, пока еще белоснежное, временное жилище предстало готовым. Впервые увидев палатку натянутой, Даня, Дима и я с недоумением переглянулись: она выглядела не намного больше собачьей конуры. Однако после первой же «примерки» недоумение рассеялось: втроем, с рюкзаками, мы разместились в палатке с комфортом. Позже сюда же втискивалось даже четверо, и тем не менее на тесноту никто не сетовал.

Во время маршрута наше меню не отличалось большим разнообразием и изысканностью, но зато было достаточно калорийным. Каждый раз, останавливаясь для ночлега, мы варили ведро чистиков. Их мясо даже после долгой варки остается довольно жестким. Поэтому за ужином у нас пользовался успехом темный, до горечи наваристый бульон, или суп. За завтраком вместе с остатками супа шли в ход и чистики. Каждую нашу трапезу обязательно заканчивал и украшал добротно заваренный чай. Самой долгой и утомительной процедурой в приготовлении нашего дежурного блюда было ощипывание чистиков, оперение которых отличается чрезвычайной густотой и плотностью. Поэтому в первый вечер ужин готовился довольно долго. Однако на следующий день Даня внес предложение — щипать чистиков еще в маршруте во время дневных привалов. Эта небольшая, но полезная рационализация в дальнейшем намного сократила и упростила наши кухонные дела.

Утро следующего дня выдалось на редкость солнечным, тихим и теплым. Долина показалась еще более приветливой, чем накануне. Снег в ней стаял почти полностью и намного раньше, чем в других частях острова. Склоны долины покрывали густые поросли злаков, зеленой щетинкой пробивающихся сквозь бурые прошлогодние стебли. На щебнистых буграх зеленели куртинки камнеломок и маков. Воздух, пронизанный дрожащими теплыми струйками, звенел от птичьих голосов. Слышались песни старых знакомых пуночек, лапландских подорожников, пестро раскрашенных красноногих куликов-камнешарок. Время от времени откуда-то несся несуразный, похожий на хохот крик самца белой куропатки.

Если бы не синие склоны ледника, сверкающие от бегущих по ним бесчисленных ручьев, и не гряды торосов в море, можно было подумать, что мы попали в какой-то другой мир, неожиданно перенеслись далеко к югу. Это был в полном смысле слова «оазис» на нашем суровом и пустынном острове.