– Прости, мой друг, увлекся! – усмехнулся наместник. Он считал, что с женщинами обращаться легче легкого. Неприступные даррийские красотки одна за другой падали в его руки. Пускали в спальни, скидывая изысканные платья. – Если королева будет к тебе благосклонна, то старейшин подкупим, на друидов – надавим. Назови любую сумму, что потребуется, и я выдам из казны…
– Я сообщу. Позволь идти?
Не дожидаясь ответа, поднялся.
– Знаешь, Варран, я поражен твоей преданностью. После того что произошло с твоей семьей, ты все еще верен Даррии…
Легат замер, словно наткнулся на невидимую стену.
– Друг мой?! Прости, если я забылся.
– Аэлика! – внезапно легат бросился к распахнутому окну. Прыгнул не раздумывая. На миг раньше, чем распахнулись в воздухе огромные крылья, на пол упал тяжелый солдатский пояс с оружием. Наместник в недоумении уставился на кинжал и гладиус в металлических, украшенных резьбой, ножнах. Боги, подарив его племени вторую испостись, не позволяли при превращении брать с собой оружие. Только одежду.
– Однако какая экспрессия, Гораций! – задумчиво произнес Публий, обращаясь к коту. – Подозреваю, мы что-то упускаем из виду, мой пушистый друг! И это меня нервирует. Люблю, знаешь ли, быть в курсе. Пожалуй, нам стоит взглянуть на королеву бригантов. Пригласим-ка ее в Лондиниум, Гораций! Ты сможешь полежать на царственных коленках. Если они настолько красивы, как ходят слухи, и я не откажусь. А потом заставим ее выйти за Варрана. Как думаешь?
Кот зевнул, затем мяукнул, выпуская когти. Наместник Публий Тацит решил, что это хороший знак.
Глава 14
Он присылал подарки с купцами, прибывавшими в Инсурим. Диковинки, способные поразить мое воображение так же, как, подозреваю, поразили его. Конечно, человека двадцать первого века, привыкшего к вседоступности, сложно было удивить, но Варрану это удалось. Ткани, купленные в столице децианглов, с вышивкой столь изысканной, что, казалось, рисунок нанесен на заводском оборудовании… Украшения из земель иценов, славящихся на весь Альбион мастерством своих ювелиров. Квинт Октавий подарил мне заколку-фибулу, серьги и кольца. Золотые, в виде переплетенных ветвей дуба, в очертании которых угадывались соединенные ладони. Уверена, легат хотел сказать, что скучает. Не меньше, чем и я.
Писем не писал, прилагал лишь лист пергамента с размашистой подписью и цифрой на нем. Лаконично! Думаю, знал, что бриганты не имеют собственной письменности, поэтому не захотел обижать меня даррийскими буквами. А вот цифры… Я разгадала ребус. В каждой он сообщал, сколько дней оставалось до возвращения.
Из Лондиниума, даррийской столицы на землях Британии, Квинт Октавий прислал рабыню. Мне никогда еще не дарили людей! Девочка из Дакии, смуглая и темноволосая, походила на маленькую цыганочку. Звали ее Мара, ей было девять. Говорила она на языке Альбиона так же плохо, как и я на даррийском. Поэтому мы общались… со смехом. Оказалось, девочка восхитительно поет. Глубоким, звучным, непохожим на детский, голосом она выводила песни жарких степей родины. Я была поражена, ошеломлена, даже втихую всплакнула, как и некоторые старейшины, украдкой засопевшие в бороды.
Мару я освободила и оставила подле себя. Привязалась к ней, словно к младшей сестренке, которой отродясь не имела. В детстве мечтала, теперь вот… таскала везде за собой. С помощью нового секретаря, полударрийца-полубриганта Марка, выяснила, что девочка попала в плен два года назад. Восстание в Дакии было подавлено, отец убит, с матерью ее разлучили. Пройдя невольничий рынок, Мара попала в дом сенатора. Пару месяцев назад ее отправили в подарок Публию Тациту. Наместник Альбиона любил диковинки, но ею не заинтересовался. Мара оказалась слишком юна. «Грудь не выросла», – пожаловалась девочка. Из-за этого прискорбного факта она вновь оказалась на невольничьем рынке, но уже Лондиниума.
Козел, однако, этот наместник! С другой стороны, хорошо, что не выросла, а то девочка не попала бы на глаза Квинта Октавия Варрана, а потом во дворец бригантов. Я пообещала Маре, когда… все вырастет, выдать замуж за одного из воинов или друидов. За того, кого выберет она и кто выберет ее.
– Можно за Ангуса? – зевнула девочка, устраиваясь поудобнее в кровати рядом со мной. Спали мы вместе, немного потеснив Бретту. Такое вот женское царство, в котором самая юная из цариц влюбилась в молодого друида! Забавно было наблюдать, с каким обожанием Мара смотрела на мужчину в белом одеянии, который видел в ней лишь малышку. Ничего, немного подрастет, и тогда… Я не сомневалась, что Мара поразит его воображение. Темноволосая, смуглая девчушка обещала превратиться в экзотический цветок среди светловолосых и белолицых бригантов.
– Конечно, можно, – вздохнула я. – Если он полюбит тебя в ответ.
– Полюбит! – заверила Мара. Вскоре мы уже говорили с ней на ужасной смеси двух языков, но отлично понимали друг друга. – Как только грудь вырастет, так обязательно полюбит!