На прибрежье Гитчи-Гюми

Мне самой было противно говорить такие гадости, но меня пугало, что тело мое словно сошло с ума, что оно готово пуститься во все тяжкие, готово отвергнуть английского лорда и сделать своим избранником полицейского, который никогда не разбогатеет и которого запросто может пристрелить какой-нибудь подонок вроде жениха моей мамочки. Мне надо во что бы то ни стало выбраться из этой дыры, а если я к нему привяжусь, то останусь тут на веки вечные.

Он словно окаменел и домой меня вез молча.

– Если тебе так уж не терпится заняться любовью, могу снять номер в «Холидей Инн», – сказал он наконец.

– Обдумай это хорошенько, – сказала я обиженно. – Я не хочу, чтобы ты считал, будто тебя к этому вынудили. Пересплю с тобой, так ты вообще от меня не отлипнешь. Да, пожалуй, ты прав, делать этого не стоит.

– Мод, я должен тебе кое-что сказать.

– Что?

– Про дружка твоей матери. Прошу тебя, предупреди ее, что он очень плохой человек. Если ты не возражаешь, я как-нибудь позвоню или заеду. Хочу убедиться, что у вас все в порядке.

Я открыла дверцу. В свете фар было видно, что лужи подернулись льдом, белым и хрустким, а замерзшая грязь походила на шоколадную глазурь. Где-то у озера сдавленно ухала сова, охотящаяся на мышей. Шелестела на ветру дубовая листва.

– Можешь заезжать и без предлога, – сказала я. – Может, моей сестре захочется романтических отношений. Или маме. – Я поднялась по ступенькам, а он так и сидел в машине, глядя прямо перед собой.

– Смотрите-ка, кто пришел! – сказала мамочка. – Ты еще не забеременела?

– И не собираюсь, – сказала я. – Я не из таких.

– А я бы родила еще ребеночка, – сказала она. – Хотя в сорок пять, пожалуй, и поздновато.

– Ой, мам, только не это! – сказал Теодор, поправляя галстук-бабочку. – Никто не видел мою тушь?

– Возьми мою, – предложила я.

– У меня гипоаллергенная. И вообще, не люблю пользоваться чужой косметикой, тем более что твоя тушь давно засохла.

– По-моему, мужчина с накрашенными ресницами выглядит отвратительно, – сказала я.

– Старомодно мыслишь, – сказал Теодор. – И откуда столько сексизма? Я только чуточку подкрашиваю кончики. Ты что, серьезно считаешь, что я похож на голубого?

– Ты куда-то собираешься, Теодор? – спросила я.

– Возможно.

– Здесь же некуда пойти. А что тут за вещи разбросаны?

– Я отбираю, что взять в Лос-Анджелес.

– О чем это ты?

– Я тоже решил ехать. Впрочем, вполне возможно, в последний момент и передумаю.

– Когда-то мы с Эдвардом сделали отличного ребеночка, – сказала мамочка. – Интересно, а невестам разрешены свидания с заключенными?

– Мам, думаю, не стоит пытаться продублировать Леопольда, – сказал Теодор.

– Да? – сказала мамочка. – Возможно, ты и прав. Он единственный и неповторимый. Только вот найти здесь кавалера становится все труднее и труднее. Конечно, всегда есть Гарри, но я больше не могу мириться с его импотенцией.

– Ma, a еще не придумали никаких мини-помп, которые от этого помогают? – спросила я.

– Может, нам всем поехать в Калифорнию? – сказала мамочка. – Мне так порой жалко, что в молодости я не родила еще хотя бы троих. Я всегда думала, что у меня будет восемь детей. Теперь я понимаю, что максимум, на что я могу рассчитывать, это шестеро. – Она подошла к окну. – Фред еще не уехал. Да, а почему ты так рано вернулась? Что ты с ним сделала?

– Ничего я с ним не делала!

– Я приглашу его в дом, – сказала мамочка. – Он такой симпатичный. Если он тебе не нужен, им могла бы заняться я.

– И не мечтай. Он не трахается.

– Мод! – сказала мамочка. – Ты меня поражаешь. Вот уж не думала, что ты такая.

– Ничего не могу с собой поделать, – призналась я. – Он потрясающе сексуален, если только глаза закрыть. Честно, я в жизни ничего подобного не испытывала.

– Глаза-то зачем закрывать? – сказала мамочка. – Он очень привлекательный молодой человек.

– Это правда, – сказал Теодор. – Я в этом мало понимаю, но он похож на ирландского музыканта.

– Ты меня послушай, я-то знаю, о чем говорю, – сказала мамочка. – Ты береги себя для английского лорда. А Фреда я возьму себе. Приятно будет иметь кавалера на дочкиной свадьбе. – И она отправилась во двор.

– Черт! – сказала я Теодору. – Она же все испортит! Лучше уж справлять свадьбу без нее.

– Не психуй, – сказал он и включил утюг. – Англичане и так смотрят на американцев свысока. Они даже не поймут, что она ненормальная, решат, что все американки такие. И вообще, память у нее короткая. Когда доберемся до Калифорнии, она про это и думать забудет. Ты нигде не видела аэрозоль с крахмалом?

– В Калифорнии растут апельсины, – сказала я, подойдя к окну. – И авокадо. – Я глядела на Фреда и мамочку, сидевших в машине. Она, наверное, не захлопнула дверцу, потому что салон был освещен. – Только бы у него из-за нее аккумулятор не сел, а то он уехать не сможет.

– На апельсины с авокадо мне плевать, – сказал Теодор. – Там нужны люди, пишущие музыку к кинофильмам. Для композитора-песенника это настоящая Мекка. Были бы только связи. А их у меня нет.