– Понимаю, – сказал он. – У меня тоже. Я живой человек. Ты мне даже полшанса не дала.
– Не могу я позволить себе торчать в этом городишке и крутить роман с полицейским из некогда благородного аристократического рода, – сказала я. – Не хочу портить тебе репутацию.
Он остановился, я тоже. Мы стояли у молодого, еще недавно крепкого клена. А сейчас кора у корней была обглодана начисто, видно, какими-то грызунами. Я присела на корточки, чтобы рассмотреть получше.
– Кстати, какой у тебя любимый грызун?
– Мне нравятся тушканчики, – сказала Фред. – Если ствол перевязать, может, дерево еще оживет. – Он присел рядом со мной.
От нечего делать я пошарила в листве и вытащила дохлого скрючившегося паучка.
– А ты знаешь, что паук, чтобы самка его не съела, выпускает семя на паутину, а потом обмакивает в него свои щупики?
– Щупики? – переспросил Фред.
– У паука, Фред, нет шпинделя! – сказала я. – Или ты решил, что есть? – Я в тоске возвела очи горе. – На окончаниях лапок у него щупики, устроенные как шприц. Он окунает эти щупики в сперму, собранную в специальном мешочке на брюшке. Как только самка приближается, он выпускает на нее из шприца сперму и мчится прочь, чтобы не угодить в ее объятия. Если самке удается схватить самца, она его пожирает. Видишь этого паучка? Его задушили.
– Но самцу ведь это нравится.
– Конечно, нравится! Он обожает опасность.
Фред склонился ко мне, обнял за плечи и начал меня целовать. Это было так ужасно! У меня снова все поплыло перед глазами, и я забыла, где я и что я. А если бы Саймон, лорд Холкетт, это увидел? Он бы бог знает что подумал! Я оттолкнула Фреда.
– Откуда ты столько всего знаешь про секс? – спросил он.
– Читаю всякие грязные книжонки, – сказала я. – Моя любимая – «Сексуальная жизнь животных». Садовая улитка, например, гермафродит. Шпиндель у нее на голове, а Эдита сам понимаешь где. Еще у нее из головы торчат кинжальчики. Перед тем как совокупиться, улитки разят друг друга этими кинжальчиками, что порой приводит к печальному исходу. Но если оба партнера остаются в живых, они предаются безумной страсти, и каждый является одновременно как активной, так и пассивной стороной. Я читала, что в их любовных играх столько пыла и эротики, что людям и не снилось. Короче, если хочешь, можем до моего отъезда в Лос-Анджелес как-нибудь перепихнуться по-быстрому. – Я отряхнула руки и, источая презрение, встала.
Он проводил меня до дому.
– Я не хочу по-быстрому, – сказал он. – Может, у нас все будет иначе?
– Не хочешь – как хочешь.
Войдя в дом, я отдала Пирсу пружинки и шурупчики.
– Почини, хорошо? – Он только что встал и делал себе яичницу. – Как ты можешь есть столько яиц?
– Люблю я их, – сказал он обиженно.
Мамочка, Теодор и Леопольд сидели на диване.
– Потрясающая новость! – сказал Теодор. – Мама позвонила в банк спермы нобелевских лауреатов, в Калифорнию. Она им не подходит – слишком стара, и мы решили записать тебя.
– Что ты несешь? Я не собираюсь рожать!
– Да ладно тебе! – сказала мамочка. – Родишь ребеночка от нобелевского лауреата и отдашь мне. Ты еще совсем молоденькая. Через несколько недель от живота и следа не останется.
– Твоя внешность плюс нобелевские мозги – ты только представь, что получится! – сказал Теодор.
– А если наоборот? – сказал Леопольд. Мамочка с Теодором расхохотались.
Не переживай, – сказала мамочка, увидев, как я сникла. – Мозги у тебя есть, не бог весть какие, но есть. Он вовсе не хотел тебя обидеть. Мы все так этого хотим, Мод. Только что по телевизору показывали, как собирают сперму у нобелевских лауреатов. Это нас всех совершенно потрясло, вот мы и загорелись.
– Приедем в Калифорнию – сразу этим и займешься, – сказал Теодор. – Правда, я, возможно, передумаю и с вами не поеду.
– Новый братик или сестренка – это просто здорово! – сказал Леопольд. – Он или она сможет помогать готовить и убираться.
– Так мы компенсируем утрату Мариэтты, – сказала мамочка.
– Да вы все спятили! – сказала я. – Как можно заводить ребенка в наше время! Озоновая дыра растет и растет.
Все задумчиво помолчали.
– Ну и пожалуйста, – сказал наконец Леопольд. – Сейчас выпускают замечательные кремы от солнца.
– Подумай хорошенько, – сказала мамочка. – Я могу одновременно с тобой завести ребенка традиционным способом, буду воспитывать сразу двоих. Тогда получится, что у меня семеро.
– Кошмар какой-то, – сказала я. – Так когда мы все-таки уезжаем?
Мы совсем забыли про Фреда – он стоял у входной двери, зажав в кулаке ручку, которая снова отвалилась.
– Может, мне тоже с вами поехать? – сказал он.
– Я же тебе говорила, – сказала я, – что тебе нельзя с нами ехать.
– А я тебе в который раз говорю: жених твоей матери очень опасен. Я вам и половины всего не рассказал. Вы еще обрадуетесь, что я с вами поехал.
– Если хочет, пусть едет, – сказала мамочка. – Если он тебе не нужен, я возьму его себе. Да и вообще, лучше ехать на двух машинах.
– Я, скорее всего, присоединюсь к вам попозже, – сказал он. – Мне еще нужно подать рапорт о переводе. Пусть хоть у одного из нас будет постоянный заработок.
– Ты не один из нас! – сказала я.