На прифронтовой станции

Осмотревшись, Сергей снова поднял вверх голову, отыскивая самолеты. Вдруг один из бомбардировщиков с пронзительным визгом, слышным даже сквозь шум поезда, пошел в пике. Сергей даже пригнулся невольно, но бомбардировщик, перейдя в бреющий полет, лишь прострочил по поезду длинной очередью трассирующих пуль.

«Значит, это в самом деле те, что были в Низовье», — решил Сергей и крикнул кочегару:

— Ты куда это спрятался, Телегин? А ну, живо на тендер!

Телегин быстро взобрался к Сергею и, поглядывая на небо, стал подгребать уголь к лотку стокера.

— Нечего ворон считать, — сердито сказал ему Доронин, — поинтересуйся лучше, что за уголь у тебя под ногами.

— Паршивый уголь, Сергей Иванович, — поспешно отозвался Телегин. — Одна пыль...

— Разве Алексей не учил тебя, что делать в таком случае? — строго спросил Доронин. — Возьми сейчас же шланг и хорошенько смочи уголь водой. Чуть было не подвел ты нас...

Самолеты еще несколько раз пикировали на поезд, обстреливая его из пулеметов. Наконец они улетели. Только осветительная ракета все еще висела в воздухе.

Спустившись в будку машиниста, Сергей посмотрел на манометр. Стрелка его упала теперь с пятнадцати до десяти атмосфер.

— Никогда еще подъем не пожирал у нас столько пара, — с тревогой произнес Брежнев. — Да и скорость сильно упала. Ох, не засесть бы!..

— Хватит тебе охать, Алексей! — сердито оборвал его Доронин. — Сам же виноват во всем, да еще хнычешь.

Брежнев удивленно вытаращил глаза на машиниста и, казалось, застыл на месте с открытым ртом, не в силах вымолвить ни слова.

— П-позволь... — пробормотал он наконец, заикаясь, но Доронин снова перебил его:

— Нет, не позволю!

Сергей даже побледнел от гнева. Он, правда, и себя винил в случившемся, но главным виновником был Брежнев, отвечающий за топку паровоза. Отвернувшись от него, Сергей высунулся в окно будки и подставил разгоряченную голову навстречу холодному ветру.

Машинист не желает с ними разговаривать. Ну что ж... Алексей полез на тендер и, увидев, что кочегар поливает уголь из шланга, понял, почему сердится на них Доронин. Давно бы уже следовало смочить уголь.

— Вот ведь в чем оказия-то! — сокрушенно воскликнул он. — Чорт знает, до чего ты иногда бываешь бестолков, Телегин! Объяснял ведь я тебе, что сухой мелкий уголь при сильной тяге выносит прямо в трубу, а смоченный аккуратно ложится на колосники и хорошо сгорает. Вода, сам знаешь, ему не страшна.

— Был у нас такой разговор, товарищ Брежнев, — виновато признался Телегин. — Так ведь разве упомнишь все в такой кутерьме? А тут еще фашистские стервятники над головой...

— Нашел, чего пугаться! — презрительно сплюнул Брежнев. — Мало ты еще под бомбежками бывал. Вот погоди, поездишь с нами месячишко, перестанешь на это обращать внимание, будешь только о работе думать.

В это время на тендер поднялся Сергей Доронин.

— Этакую прорву угля на ветер выбросили, а теперь дискуссии тут разводите, — сказал он строго, но в голосе его не было уже прежнего раздражения. — Скажите еще спасибо, что мы на подъем вскарабкались, а то представляете себе, что бы с нами было?

Взглянув на расстроенные лица своих помощников, Сергей смягчился.

— Ну, за работу! — скомандовал он. — Подсыпай, Никифор, в лоток уголь покрупней. А ты, Алексей, приготовься принять с ходу жезл у дежурного по станции. Через Грибово, хоть и в обрез, но все-таки по расписанию проследуем.

27. Точка зрения майора Булавина

Прочитав телеграмму Булавина, генерал Привалов задумчиво произнес:

— Да, положение сложилось замысловатое.

Заложив руки за спину, он тяжело прошелся по кабинету, слегка припадая на левую ногу. Полковник Муратов, наблюдая за ним, подумал: «Опять, видно, дает себя знать раненая нога...»

— Мне думается, — продолжал генерал, — майору Булавину следует предоставить свободу действий. Он умный, осторожный человек и обстановку у себя на станции знает прекрасно, пусть же он и предпримет, что подсказывает ему эта обстановка.

Муратов молчал, слегка нахмурясь, и Привалов понял, что полковник не разделяет его мнения.

— Можете ответить Булавину, чтобы он действовал по своему усмотрению, — слегка повысил голос генерал, давая понять Муратову, что своего решения он не изменит. — Я верю в его способности. Разработанный им план дезориентации вражеской разведки отлично зарекомендовал его.

У Привалова побаливала нога, но он продолжал прохаживаться по кабинету. Это помогало генералу думать. Ему хотелось обобщить свои мысли, сделать выводы.

— Знаете, что мне больше всего понравилось в плане майора Булавина? — продолжал он. — План майора хорош тем, что он построен не на какой-то эффектной выдумке или хитрости, а на положениях принципиального характера. Его план не ловкий трюк, а совершенно естественное решение, вытекающее из глубокого знания нашей действительности. Осуществить ведь это решение возможно только в наших, советских условиях.

Последние слова генерал подчеркнул, стараясь показать их особенное значение. Остановившись перед Муратовым, он посмотрел на него повеселевшими глазами и повторил горячо: