На Пришибских высотах алая роса

У нее оставалось две гранаты. Одну она метнула в совсем близко подошедших немцев, вторую прижала к груди и сорвала чеку.

Уходящие по расщелине по звукам могли определить, что происходит у Кости и Сони. Услышали они и два взрыва, за которыми последовала тишина. Это значило, что их больше нет. Тася не скрывала слез. Но оплакивать погибших товарищей им не дали немцы, неизвестно откуда вынырнувшие. Враги восприняли их как легкую добычу, но не тут-то было! Они и не предполагали, что эта группа женщин представляет для них серьезную угрозу. Ведь им было неведомо, что толпа разъяренных русских женщин – непреодолимая сила. Ничего они не знали и о «бабьем бунте». А перед ними была не просто толпа, это была организованная единица – штурмовая группа.

Они стреляли, опустошая магазины, затем подсоединяли к своим автоматам новые, и снова стреляли, крича от отчаяния и ожесточения. Они стреляли, как одержимые, стараясь подороже продать свою жизнь. В их глазах горел огонь – тот огонь, который появляется у человека в минуты опасности, когда он осознает, что жить ему осталось совсем немного и решает перед смертью опустошить и себя, выдать все, что в нем накопилось. В этом бою неистовствовала лютая ненависть, месть и злоба. Вспышки выстрелов и дым, хлопки посреди разрежающейся темноты, а также дикие вопли и страшные ругательства на двух языках, сражающихся с двух сторон, придавали этой ситуации нечто апокалипсическое, как будто бы последние праведники Земли схватились в роковой схватке с демонами преисподней. Сквозь грохот выстрелов доносились стоны и проклятия. Вот склонила голову Аня, и Ада обратила внимание на то, что всегда присутствующий на ее щеках пунцовый румянец, исчез. Щеки покрылись мертвенной бледностью. Рядом лежала Люся, глядя своими изумрудными глазами в светлеющее небо.

Когда уже почти совсем рассвело, в живых их осталось только двое – Ада и Тася.

– Тася, уходи, я тебя прикрою. У тебя ведь сын, а ему нужна мать.

– Далеко не уйду, так что давай будем вместе. Вместе веселей.

Это был сущий ад, через который они только что прошли.

– Вдвоем мы не долго продержимся. Немцев больше. Тася, беги, я отвлеку их, не будь дурой, – резко говорила Ада, при этом заталкивая гранату в нагрудный карман.

Тася не могла понять, зачем она это делает. Но, когда Ада на немецком закричала, что сдается в плен, и, отбросив в сторону оружие, вышла из прикрытия, Тася догадалась и побежала. Пока Ада приближалась к немцам, они не стреляли. Девушка сняла каску и пилотку. Слегка отросшие волосы иссиня-черной волной окаймили белое лицо с удивительной красоты миндалевидными светло-карими, цвета корицы, глазами. Она шла не спеша, словно плыла, слегка покачивая бедрами и головой, чтобы растрепались волосы. Немцы разглядывали русскую красавицу, не подозревая, какой коварный план созрел в ее голове. Как только она вошла в гущу солдат, очарованных ее ошеломляющей красотой, плавно опустила правую руку, вроде бы поправить волосы, прядь которых упала на глаза, и дернула за чеку гранаты, лежащей в нагрудном кармане. Вокруг нее веером упали трупы немецких солдат и то, что от них осталось.

Услышав взрыв, Тася окончательно осознала, что именно эти минуты были последними в жизни Ады. Если еще до сих пор в сердце теплилась надежда на спасение, на какое-нибудь чудо, то теперь ее оставалось все меньше и меньше. Она прожила дольше всех, пусть на несколько минут, но все-таки дольше. Оставаясь в живых одна, надеялась, что Бог не даст ей помереть, что не позволит, чтобы ее сыночек остался круглым сиротой. Но вот из-за дерева показалась голова фашиста. Он смотрел ей прямо в глаза. Она слышала, как неудержимо колотится ее сердце не только от страха, но и от переполняемого его гнева. Она впервые встретилась с врагом глаза в глаза. Волевой рот, проницательные глаза, безупречная короткая стрижка под каской, сдвинувшейся чуть набок. Зычный голос, которым он скомандовал ей поднять руки вверх, дополнял его портрет. «А он был человеком решительным и амбициозным», – подумала Тася, поднимая руки вверх и ценою неимоверных усилий отбрасывая гранату подальше от себя в направлении немца.

– За Родину-у-у-у! – в этом последнем крике звучала огромная неугасимая ненависть к врагу и неисчерпаемая любовь к Родине.

Но он успел выстрелить прежде, чем погибнуть от разорвавшейся гранаты. Достаточно было одного рокового броска гранаты, одного нажатия на курок, чтобы сразу в одночасье остановилось два сердца, окончились две жизни. А мимо них пробегали наседающие на врага советские воины, и кого-то из них ожидала своя пуля, своя граната.

Послесловие