В один из таких вечеров, проезжая мимо дома Кати, Отто увидел машину начальника лагеря. Он остановился за углом и стал ждать. Около полуночи Вильгельм Гелен вышел и поехал к себе на квартиру. Отто крепко сжимал руль и глотал слезы. То, что он увидел, привело его в отчаяние. Он не мог представить, что такая девушка, как Кэт, его обожаемая Кэт, может стать тайной любовницей. Он смотрел в черное небо, скованное морозом, и отыскивал, как не раз уже делал этой зимой, звезду, чистоту и сияние которой сравнивал с чистотой и сиянием любимой. Но слезы застилали глаза, и затмевали сияние далекой звезды. И он вдруг не подумал, а почувствовал, ощутил всем своим существом, что Кэт также далека от него, как эта мерцающая звезда. Он понимал и раньше, что их разделяют идеологии, что они представители двух воюющих стран, и это мешает их сближению. Но сейчас, в это мгновение, он понял, что есть еще что-то, неведомое ему, что никогда не позволит им быть вместе. Он не знал конкретно, что это, но оно сосало под ложечкой, щемило сердце и расползалось ужасающей трещиной по его надежде, по его будущему. «Как же она могла, – кричало сердце, – после всех улыбок, нежных, обещающих наслаждение взглядов?! Как же она могла предать меня?!» Потом он пытался оправдать ее, ругая начальника лагеря. Он, старший по званию, мог повелевать и Отто, и Кэти. Разве она могла его ослушаться? Конечно же, она любит его, Отто, но вынуждена спать с Вильгельмом. А он, Отто, ничего не может с этим поделать. Он может только покориться старшему по званию. То, обвиняя Кэт, то, оправдывая, и вконец измучившись, так и уснул на сидении своего «опеля». В той точке земного шара, а именно, в средней полосе восточной Европы, где стояла машина начальника канцелярии, наступал момент самого жестокого холода, момент, когда ночь встречалась с утром. Эти предрассветные часы отличались самыми холодными минутами суток. Отто проснулся оттого, что продрог. «А мог бы и не проснуться, – подумал он, вытягивая затекшие от долгого сидения в одной позе, руки и ноги. За окном лениво разгуливала метель, словно она и не хотела в эти утренние часы, когда все на земле спит самым крепким сном, заметать городские строения и улицы, чтобы люди, проснувшись, не могли выбраться из своих жилищ из-за сугробов. Ощутив неприятную боль в душе, он вспомнил о ее причине, и продолжил свою мысль: «И не надо было. В его теперешнем положении, лучше бы не просыпаться. Надо было замерзнуть во сне». Приняв решение замерзнуть, он уселся поудобнее, и закрыл глаза. Перед глазами сразу же возникла Кэти. Ее чистая улыбка, улыбка непорочной девственницы соблазняла и манила. Вдруг Кэти исчезла, расплываясь и превращаясь в облако. Только две звезды мерцали в морозном небе. Он протянул руки, и полетел вслед за ней. Но небесные дали, куда они летели, сотряс раскатистый гром. Такой раскатистый, который бывает летом, успел подумать он, и тут чьи-то руки встряхнули его. Это был патруль. Машину, конечно, замело, и ее надо было откапывать. Поэтому его увезли на мотоцикле. Он получил крупозное воспаление легких, и попал в госпиталь. На его место прислали другого офицера. При новом начальнике Катя не могла так свободно разгуливать по кабинету, как при Отто, и ее план провалился. Другого способа добраться до нужных ей документов, она не видела. Надежда рухнула, и это очень ее огорчило: она не может выполнить задания, что приравнивается к провалу операции.
В первую ночь после прибытия домой из медицинского училища Аню подняли, едва она успела заснуть. Открыв глаза, она ничего не могла понять, увидев перед собой маму с юбкой и кофтой в руках. Это говорило о том, что случилось что-то неординарное и даже ужасное и ей, фельдшеру, необходимо как можно быстрее оказаться на месте происшествия, а мама ей помогает. Набрасывая кофту и продевая голову в юбку, Аня спрашивала стоящего у входа в дом парня:
– Что случилось?
– Две машины столкнулись. Одна с элеватора шла, другая – на элеватор. Там же пыль столбом стоит, курится на всю округу. Едешь в этом куреве как слепой котенок.
– Сильно стукнулись? Живые?
– Лоб в лоб… так, что фары помяло, а стекла в осколочки. Кто-то из них, видно, в рубашке родился, без смерти обошлось.
– Что взять? – Аня спросила у себя, пытаясь сообразить, что там понадобится, но парень ответил:
– Ничего не надо. На элеваторе аптечка есть. Есть йод, бинты, только ты нужна, медсестра.
Аня представляла себе жуткое зрелище – куча помятого покрученного металла и изувеченные тела шоферов:
– Поехали. Я готова.