– Война забыла у вас спросить положено ему или нет?
– Давайте еще подождем, может быть, он найдется, – умоляющее обратилась к следователю.
– Ну, хорошо. Давайте подождем, – добавил, глядя на Тасину улыбку, – но не долго.
Чем сразу же и стер эту улыбку. – У нас еще есть время подождать, а у вас подумать. А потом мы с вами побеседуем. Может быть, к этому времени и Кочин найдется.
Пока шла по коридору и в камере, когда пришла, Тася думала, как ей быть, строила различные предположения, проигрывала различные варианты. Но все сходилось на одном: она должна молчать. Молчать до тех пор, пока точно не будет известно, что стало с Кочиным. Другими словами, она должна выполнять инструкцию и не отходить от нее ни на йоту. Голова буквально гудела от мыслей, от переживаний, которыми была полна ее жизнь последние дни с тех пор, когда она покинула дом своей тети. Она часто вспоминала, как же тепло и уютно ей было там, несмотря даже на те тревоги и трудности, которые приходилось испытывать в связи с оккупацией, в связи с боязнью быть раскрытой. Вспоминала, как удивляли ее рассказы Гелена о двойном поведении правительственных кругов, о явном обмане масс. Ей верилось и не верилось, хотя его рассказы уж слишком были правдоподобны. Но то, с чем она столкнулась здесь, было настолько для нее неожиданным и неприемлемым, что она никак не могла смириться с этим. Это не вмещалось в ее голове, и не удивительно, что она гудела. У нее было сильно развито чувство Родины, осознание необходимости защитить ее, во что бы то ни стало, противостоять истребительной войне, развязанной гитлеровскими захватчиками. Поэтому она пошла в разведку. «Но какая она – Родина?» – впервые задала себе этот вопрос, когда Родина заставляла ее лечь в постель с нелюбимым человеком, даже с врагом страны, чтобы выведать необходимые сведения. Теперь Родина ее смешала с дерьмом… И сколько она не старалась представить себе Родину огромной массой честных тружеников, радостно шествующих с транспарантами и флагами по центральной улице города, своими однокурсниками, мечтающими о светлом будущем человечества, у нее перед глазами вставал следователь, ублюдок-палач и стены тюремной камеры. Так какая же она настоящая, Родина? Пыталась понять, хотела свести концы с концами, но они не сводились, и не возможно было их подвести к общему знаменателю. Что-то непонятное до конца, разноречивое теперь представляло ее Родину. А, может быть, это те наслоения, о которых говорила бабушка, которые отойдут со временем, а останутся только непреходящие вечные ценности? А, как же в этом наслоенном мотлохе отыскать вечные ценности? Еще бабушка говорила о том, что с начала времен к самопожертвованию подвигает высоко духовных людей сострадание. Может ли она свой поступок – учебу в разведшколе – назвать самопожертвованием? И является ли она сама таким высоко духовным человеком? Да, она сражалась со злом, но ведь за то и наказана? Когда ее арестовали и привели в камеру Бутырки, у нее было такое ощущение, что ее вырвали с корнями из привычной среды. Теперь нет у нее под ногами почвы. Откуда же черпать силы? А она чувствовала, что ей понадобится много сил, чтобы противостоять тому, чему она еще сама толком не знала. Ее вырвали из обжитого привычного мира и швырнули, как сорняк на край дороги под порывы шквального ветра. Это жестоко и несправедливо, ибо она ни одним из своих помыслов, ни одним поступком не заслужила такого отношения. Она так четко ощутила себя сорняком, съежившимся под порывами жестокого ветра, что почувствовала, как мириады зловещих щупалец тянутся к ней отовсюду, источая злорадство и ненависть. Этими щупальцами были следователи. Ее швыряло от одного следователя к другому, и каждый измывался над нею в меру своей испорченной натуры и обуреваемых страстей, а она могла только свернуться, как ежик, выставив навстречу иголки и терпеть, призывая на помощь внутренние силы. Она понимала, что теперь это ее обычное состояние. С ним надо смириться, к нему надо привыкнуть, его надо принять. Отныне она – вечная странница, гонимая стихией. У нее никогда больше не будет дома и она никогда в жизни не сможет себя почувствовать, как дома. От этой мысли защемило сердце, и она вспомнила бабушку. Бабушка учила ее, что все, что происходит в жизни с человеком – это к лучшему, потому что оно приносит пользу. Ее только надо уметь распознать. Но ей не до распознаваний теперь. Ей надо собрать все силы, чтобы противостоять злу, которое накатывает на нее «девятым валом». Она никак не может смириться с тем, что зло – ни враг, ни немцы, а ее собственные соотечественники.