На привязи

Самое забавное то, что после хамских предложений с явным намеком на кувыркание в постели Боря начал действовать иначе. Клянусь, он практически ухаживал за мной: знаки внимания, подарки. Тактику он сменил, старательно ее придерживался, но иногда срывался. Я доводила. Я провокатор. Но если бы он меня не трогал — и я бы равнодушно жила рядом. Как это было с Демьяном. Мы друг друга словно не замечали. Дежурные фразы — вот и все общение. А мне так и надо было. Так лучше.

В какой момент дверь в подвал открылась, я не понимаю. Просто слышу, что по каменному полу места моего заточения кто-то ходит. Со стоном ползу по матрасу, аккуратно выглядываю из-под одеяла.

Разглядываю силуэт в темноте, свет из коридора помогает. Не Борька. Юрасик. Он ходит по помещению, собирая щёткой осколки бутылки на совок.

— Он меня убьёт, — говорю я ему.

Парень оборачивается. Молчит.

— Мой труп закапывать будешь ты.

Юрасик продолжает молчать.

— Ты уже это делал, да? Выполнял его жуткие прихоти?

И опять ничего в ответ.

— Тебе все равно? — спрашиваю я со стоном и так, как будто ему не должно быть все равно.

Парень качает головой с сомнением.

— Алешку когда вернут?

Вот тут он качает головой уверенно.

— Ты немой?

Он ничего не отвечает и уходит.

Бедро болит, готова поспорить, там огромный синяк. Губа опухла, разбита почти посередине, но уже не сочится, начинает подживать, как на собаке, ей-богу.

Сажусь на матрас, нервно дергая себя за край футболки, озираюсь, вглядываясь в полную темноту. Случайно задеваю ногой бутылку с водой и понимаю, что хочу пить. Жадно глотаю прохладную воду. Ей же умываюсь, склоняясь над биотуалетом. До него добираюсь медленно, на ощупь по стенке, ступая по холодному полу, пару раз спотыкаюсь о каменные неровности. А потом пользуюсь туалетом по прямому назначению. Все же как неудобно, он низкий. Еще мне больно, между ног саднит, щиплет.

Выпускаю из груди один протяжный стон, вкладывая в него все свои эмоции. После чего ложусь на матрас и пробую уснуть.

Просыпаюсь от запаха. Еда. Встаю, иду на запах, уже не так плохо ориентируясь в пространстве. На табуретке стоит пластиковая тарелка, на ней картофельное пюре и куски мяса. Приборов нет. Ем так, как собака жрёт из миски, ненасытно и пачкая морду. Блядь, никогда бы не подумала…

Ко мне долго никто не приходит. И свет не включают. Тишина звенит в ушах, и только боль дает понять, что я живу, что я существую.

Такое наказание продолжается долго. Ничего, я его принимаю. Ничего, я когда-нибудь отыграюсь. Главное — подружиться с такими понятиями, как смирение и покорность. На время, разумеется.

12

Мне кажется, что я начинаю сходить с ума. Маюсь, считая шаги, которыми я измеряю помещение. А потом, не знаю почему, начинаю делать упражнения. Разминаюсь, тянусь, отжимаюсь. Местами больно, но это только больше закаляет нервную систему. Ее Борька, я уверена, подвергнет испытаниям еще не раз.

Продолжаю упражняться, вспоминая приобретённые в юности навыки.

Когда-то я занималась танцами. Закончила детскую хореографическую школу. Но вот дальше…

Дальше я терпела. Многое. Отца алкаша, а потом издевательства в детдоме. Да, мама умерла, отца лишили родительских прав, и я в двенадцать лет оказалась в детском доме. Уже бывалые одногодки издевались надо мной. Я пряталась от них, терпела, отпора не давала. Маленькая Кристина была тихой, скромной, но далеко не незаметной. Это потом меня просветила одна старшая девочка, Алина: они завидуют твоей красоте. Мне было смешно, ведь я себя такой не считала. А она подвела меня к зеркалу и спросила, что я вижу.

— Девочку, — ответила я.

— Какую?

— Испуганную.

— Не то, — улыбнулась Алина, — какая ты всегда, а не сейчас?

— Обычная.

— Да нет же, опиши себя как со стороны.

— Волосы светлые, глаза голубые, губы…

— Какие?

— Розовые.

— А форма? Размер?

— Бантик. Большие… пухлые.

— Вот, Кристинка. Многие за такую внешность убили бы, — фыркнула она. — Красотой нужно уметь пользоваться. У каждой девушки, женщины она есть. И дело не во внешности, с этим не всем везёт, как тебе, дело в умении преподнести то, чем наградила тебя природа.

Я запомнила эти слова на всю жизнь. И еще много лет дружила с Алинкой. Пока ее не нашли с передозом в дорогом отеле. Видимо, все же своей красотой она пользовалась неправильно.

Выпустившись из детдома, я не вернулась к отцу на свои законные квадратные метры. Их я получила позже, похоронив своего никчемного родителя.

Выпустившись, я захотела получить вышку, связанную с танцами. Не получилось. Не поступила. Мне сказали, что у меня недостаточно данных. Меня это, конечно, зацепило, но не остановило. Я сделала свою первую татуировку, балерину на руке, и продолжала совершенствоваться уже сама — разные стили, направления. Мне нравилось, это была моя страсть… я же сильная, твою мать, я сильная! Только несдержанная. Надо научиться. Надо терпеть. Раньше же умела.