На привольной стороне

В зале наступила тишина. Потом на женщину зашикали, но она продолжала: «Песни, которые вы пели, и я, и другие не знают, и петь никто не будет».

Выключили свет в зале, и на сцене при полной тишине я во всю силу своего голоса отчаянно запела «Где живет моя милая». После песни люди долго сидели молча, и только потом раздались аплодисменты...

Как-то состоялся у меня концерт в Свердловске на межсоюзных профсоюзных курсах, где были слушатели из многих городов и разных национальностей. Там я тоже с горечью говорила о своей боли — об утрате любви к народной песне. В конце встречи спросила, будут ли какие вопросы. Поднялся молодой якут на сцену, сказал слова благодарности и спел якутскую величальную песню. Потом вышли еще несколько парней, и мы, взявшись за руки, плясали якутский круговой танец. Было совсем неважно, что мы не знали движений танца, но какое родство душ, какое единение! После концерта расстались друзьями и словно родными людьми.

Весной 1986 года я выступала на Дальнем Востоке — в Находке, Артеме, Владивостоке. Концерты в основном проходили на кораблях. Капитаны некоторых судов «угощали» меня заморской музыкой, льющейся из японских установок, а мне думалось: и слушать-то мои сердешные песни не будут, так вытеснили их западные ритмы из душ молодых. Но как же было отрадно, когда капитан одного ледокола сказал, что после нашей встречи он снова почувствовал себя русским человеком.

Осенью того же года были гастроли по Русскому Северу. Когда я сошла с поезда в Архангельске, комок к горлу подступил — ведь здесь жила, бывала когда-то моя любимая «Махоня» — Мария Дмитриевна Кривополенова. В ней для меня воплощение всего доброго, человеческого, материнского, беспредельная любовь к народным песням и старине.

На другой день, в воскресенье, поехала с экскурсией по городу, а потом в музей деревянного зодчества — Малые Карелы. И каково же было мое изумление: ни один экскурсовод ни слова не сказал ни о М. Д. Кривополеновой, ни о Б. В. Шергине, ни о С. П. Писахове — великих песенниках Русского Севера. С горечью сказала об этом. Мне ответили, что рассказывают об этих людях только детям...

Вечером у меня был концерт для рыбаков в общежитии, я и там спросила, кто такая М. Д. Кривополенова, «Махоня»,— парни молчали. Знала кое-что о ней только воспитатель этого общежития.

А вот и Вологда с ее древними соборами, храмами, кремлем! Ну, уж, думаю, тут-то возрадуется моя душа от общения с людьми, которым дорого народное творчество. Только рано я радовалась. В аэропорту администратор сказала, что меня отправят в г. Череповец. На следующий день выезд в 2 часа дня. С 13-ти сижу в номере, жду-жду. Уж и 18 часов — никому до меня нет дела. Звоню заместителю директора, объясняю ситуацию. Он говорит, что в г. Череповце на мой концерт продано всего два билета и ехать туда нет смысла.

В концертном зале тоже не проданы билеты. Где же пройдут мои концерты? Думаю, в общежитии. Ничего и общежитие, если там все организовано. А то ведь в Мурманске приехали в общежитие, а там—лишь от руки написанное объявление, что в красном уголке будет концерт такой-то и танцы. Вот и вся организация. А ведь в областных филармониях известно за год, кто и когда у них выступает по плану. Разве нельзя организовать на концерты тех, кому это важно, нужно, интересно. Руководители объясняют: так нынче много исполнителей, что зрителей невозможно собрать. Так ведь те слушатели, которым, как и организаторам, безразлична судьба народной культуры, они и не пойдут на такие концерты, как мой.

Прошлась по Вологде днем — нигде ни одной афиши. А как же узнать, что происходит в культурной жизни города? Никаких объявлений по радио, по телевидению. Мои концерты прошли в общежитиях, где было человек по десять слушателей.

В Мурманской филармонии был концерт в г. Коле, в краеведческом музее. Пришли на него те люди, с которыми говоришь душой. Это был праздник для меня и слушателей.

Было много педагогов музыкальной школы. На следующий день мы договорились, что я приеду к ним на встречу в школу. Зал был переполнен детьми и взрослыми. Педагоги меня предупредили, что будут еще и гости — дети из интерната и что они могут шуметь. Но какие это были дети, как они слушали меня, раскрыв глазенки. Целый час сидели не шелохнувшись. Бедные дети, им же нужно общение! Наши предки это знали лучше нас. А мы сейчас сами-то и сказки не рассказываем нашим детям. Поставим пластинку — и пусть себе общается ребенок с механической няней. Согласна с тем, что если бы А. С. Пушкин слушал не сказки и песни своей няни Арины Родионовны, а современную музыку, то был бы, наверное, не Пушкиным, а Дантесом.