На прозрачной планете

Виктор снял около ста профилей. В них нелегко было разобраться, и для наглядности он вылепил модель вулкана из воска. Буйки на восковой горе обозначались булавками. Все безымянные холмы, овраги и потоки застывшей лавы получили имена, и все — в честь московских улиц, Так появились на крутых склонах вулкана Сретенка, Солянка, Волхонка, Стромынка, Матросская Тишина. Камчатская Сретенка представляла собой непроходимое ущелье с отвесными стенами, заваленное вулканическими бомбами. На Солянке были выходы газов, образовавшие ярко-зеленые пятна на скалах. Бумажки с названиями наклеивались на восковой двойник вулкана. А внутри модель была пустая. Ведь до сих пор никто в точности не знал, что там находится.

К началу ноября подготовка закончилась, можно было приступить к основной и самой интересной работе — просвечиванию вулкана. Виктор решил начать сверху, от главного кратера.

Каждый день, ровно в девять утра, Ковалев сажал вертолет на снежное поде где-нибудь на макушке горы, и Виктор начинал съемку. Лопаткой он отрывал квадратную ямку, утрамбовывал снег и ставил на него аппарат. Затем следовала забивка костылей, установка уровней, окончательная проверка, настройка частот… И вот наконец невидимые лучи устремлялись по приказу Виктора или отвесно вниз, или сквозь гору — на противоположный склон, или наискось — к соседнему буйку. Они скользили в темноте по комкам лавы, толщам слежавшегося пепла или погребенного льда, колебали крошечные кристаллики и, отразившись где-то в пути, возвращались, чтобы доложить о своих странствованиях. Их рапорт записывался на фотопленке размытыми пятнышками — черными и серыми. Сдерживая любопытство, Виктор осторожно вынимал кассету, заворачивал ее в черную бумагу и медленно брел к следующей точке. Быстро ходить было невозможно. После резкого подъема на высоту четырёх с лишним километров болели уши и голова. Трудно дышалось, усталость пригибала к земле, после нескольких шагов тянуло присесть, отдохнуть. Но Виктор не позволял себе часто присаживаться. Короткий зимний день подгонял его. Установка аппарата, выравнивание, переноска отнимали много времени. Только успеешь развернуться, сделать шесть-семь съемок, глядь — уже сумерки, с синеющими сугробами сливается вертолёт, прикорнувшая на снегу стрекоза, и Ковалев напоминает: «Пора домой, Тася не любит, когда опаздывают».

Снова под ногами плыла вздыбленная земля, молодые вулканы с дымком, древние — с озерами в отслуживших кратерах. Виктор смотрел за борт, но привычная красота уже не волновала его. Он узнавал знакомые очертания гор, синие пятна лесов и думал: «Еще километров двадцать. Скоро уже дома».

Пока он заканчивал третью тарелку супа, расторопная Тася успевала проявить пленки. Конечно, можно было отложить их на часок для просушки, а пока они сохнут, подремать немножко; но как удержаться, как не посмотреть, что же удалось найти сегодня? И, осторожно развернув сырые колечки пленки, Виктор рассматривал на свет черточки и пятнышки — условный язык аппарата, этот язык еще нужно было перевести на человеческий. Но Виктор уже довольно хорошо читал подземный рентген «с листа», без предварительной подготовки.

— Возьмите бланк, — говорил он Тасе. — Пишите: «Семнадцатое ноября, пункт А, точка восемнадцать, отвес, пепел со льдом, далее — вулканические туфы, прослойка льда, базальтовая лава, опять туфы, туфо-брекчии, базальтовая лава еще раз… всего на глубину тысяча двести метров»…

На каждом бланке, был записан путь одного луча, отвесного, наклонного или горизонтального. Лучи пронизывали вулкан во всех направлениях и в разных точках встречали один и тот же пласт. Все это наносилось на многочисленные разрезы. В столе Виктора пухла горка папок.

Позднее, когда у Таси начинался урок алгебры, Виктор работал над моделью вулкана. Сначала модель была пустая внутри. Но Виктор постепенно заполнял пустоту слоями подкрашенного воска. Прозрачный лоск обозначал туф, красноватый — лаву, воск с золой — брекчии (породы, образовавшиеся из слежавшихся обломков лавы). В подлинный вулкан нельзя было заглянуть, но восковая гора разнималась на части. Можно было рассматривать ее снаружи и в разрезе.

Зимовщики следили за ростом модели с интересом, только Грибов позволял себе подшучивать.

— Во всяком случае, это красиво выглядит, — говорил он. — В прошлом веке очень любили такие штучки Тогда на каждой ярмарке показывали восковые фигуры преступников. Там бы и выставить эту модель с надписью: «Чудовищный изверг и убийца Вулкан, загубивший за пять тысяч лет трех человек».