На прозрачной планете

Ковалев кинул взгляд в окошечко… Кварц помутнел, дымка застлала каменную стену. Ковалев понял: впереди открылась трещина, из нее бьет горячий пар, кто знает под каким давлением. Герметическая кабина пока в безопасности, но под ней пар выбивается на конвейер и в лавопровод. Хорошо, если все рабочие в скафандрах… А если кто-нибудь вздумал снять шлем в эту минуту…

Ковалев дал сигнал тревоги. Завыла сирена, покрывая колокольный гул металла и свист пара. Послышался топот, рабочие спасались в укрытие. Ковалев положил руку на тормоз и вопросительно взглянул на Котовa, ожидая команды. Что делать? Остановить машину и бежать?

Но инженер Котов не думал о бегстве. Он потянулся к кнопке с буквой «Ц», включил насос цементного раствора. Однако это не помогло. В стенку комбайна ударил каменный дождь. Газы легко выдували цемент, вышвыривали подсушенные комья и брызги, забивая глотку цементного насоса. Снова комбайн наполнился звоном, лязгом, щелканьем, гулом металла. Конструктор крикнул что-то. Ковалев разобрал только: «телом!»

Мгновение Ковалев недоумевал. Что значит «телом»? Вылезти и заткнуть трещину телом, как пулеметную амбразуру? Но ведь здесь давление в десятки атмосфер, его не удержишь — пар отшвырнет, разорвет на части… Потом он понял: речь идет о теле комбайна. Его стальными боками Котов хотел загородить выход пару.

И Ковалев снова взялся за рукоятку. Да, это правильное решение, единственный выход… Нельзя отводить комбайн, отдавая лавопровод горячему пару.

Только выдержит ли комбайн, выдержат ли домкраты, продвигающие его, и гнезда, в которые они упираются, и швы облицовочных плит? Если что-нибудь погнется, застопорит, если пар пересилит, машина превратится в труду лома, люди будут искромсаны в хаосе рухнувшего металла.

Кажется, начинается… Вот уже струйка пара с шипением бьет из невидимой щели. С герметичностью покончено. Грохочущие удары… Нет, все в порядке… Это снаружи сорвался срезанный камень, за ним другой, третий. Выступы сбиты, теперь предстоит самое трудное… Перед комбайном освободилось пространство, пар ринулся туда. Нужно продвинуться на двадцать сантиметров и вытеснить пар… Рычаг вперед… Машина дрожит от напряжения, Ковалев ощущает эту дрожь. Как не похоже на воздушные катастрофы, где все решают секунды! Воздушный бой напоминает фехтование, этот, подземный, похож на схватку борцов-тяжеловесов, двух почти равных по силе богатырей, которые, напрягаясь, стараются сдвинуть друг друга.

Кто же возьмет верх: вулкан-богатырь или люди со своей богатырской машиной? Кажется, машина сильнее. Дрожа всем корпусом, она продвигается вперед сантиметр за сантиметром. Но вот ответный натиск, правое окошечко вдавливается внутрь. Словно в замедленной съемке, видно, как металл вздувается пузырем, расходятся пазы… Котов пытается удержать окошко… Наивный человек! Что он может сделать со своей мышиной силой там, где сдает сталь? Ковалев отталкивает инженера вовремя. Кварц вылетает, как ядро из пушки, и со звоном ударяется о заднюю стенку. Кабина тонет в густом желтоватом дыме.

Газ пробивается через выдыхательный клапан, щекочет ноздри едким сернистым запахом. Глаза слезятся, в горле першит, очки запотели… Ничего не поделаешь, надо терпеть… Двадцать сантиметров выиграны, но они не принесли победы — трещина еще не закрыта. Может быть, удастся закрыть ее при следующем шаге, через шесть минут. Рычаг! Зубья вперед!

Котов исчез. Радиомикрофон доносит хриплые вздохи. Закрепив рычаг, Ковалев ощупью ищет своего начальника. Находит его в углу. Котов полулежит, прислонившись к стене, словно прижатый силой пара. Потерял сознание? Нет, увидев машиниста, он показывает рукой вперед… только вперед!

Слезы заливают глаза, от кашля нельзя вздохнуть. Ковалев щедро выпускает кислород. Что получится в скафандре из смеси кислорода и горячего сернистого газа? Некогда думать об этом. Снаружи треск… Что такое, гнутся зубья? Значит, они уже прикрывают трещины. Тогда надо подать их назад, чуть-чуть, иначе будет хуже. Продвигаться не на двадцать, а на десять сантиметров. Так дольше, но надежнее. Надо терпеть и не торопиться.

Только бы не потерять сознание, вовремя включать и выключать! Нужно вытерпеть еще шесть минут, или двенадцать, или восемнадцать, или… Сколько прошло? Одна минута! Держись, Ковалев, глотай кислород! Кислорода хватит! Во рту кисло, в голове шумит. Какой-то настойчивый голос с трудом доходит до сознания. По радио спрашивают:

— Котов! Котов! Слышите ли вы меня? Что у вас случилось?

Ковалев кричит что есть силы;

— Котову худо! Присылайте за ним носилки! У нас прорвался горячий пар. Сдерживаю натиск. Сдержу…

Трещину удалось закрыть через полчаса.

10

Дежурный врач грустным тоном сказал, что состояние Котова внушает опасение. Тяжелые ожоги на левом боку и спине. Для пожилого человека с утомленным сердцем это серьезно. Оказалось, что у Котова был пробит скафандр осколком кварцевого стекла или болтом, вылетевшим из рамы иллюминатора. Хорошо еще, что конструктор прижался к стенке, — он мог бы свариться заживо.