Научи меня, Господи,просто, свободно писать,взять стило и писать,позабыв о форматах и стиляхтех, кто знает, как надо…Забыть о долгах, о часах,о холодной ломающей боли —когда не любили.Не на север, не в лодке,не в холод, не в дождь, не в мороз,а в озноб подсознания,в ересь похожих, безликих,как в аду,в сирый ком закипающих слёз,оплетённый кругомпостулатами странных религий.На кушетке у Фрейдая вспомню такие грехи,за которые вертятсяна электрическом стуле.Научи ворошитьмой надёжно укрытый архивотделяя от боливсю прочую литературу.Мозг инерции просит,не хочет спиральных свобод,неучтённых, опасных,лихих, не дающих гарантий,не дающих плодов,уносящих бурлением води ребёнка в тебе —под сомнительным кодом «характер».Серпантины уводятвсё дальше от плоской земли,сублимации, скуки,привычки, инерции, дрёмы.Про Русалочку – помнишь?Часы отключились, ушливверх по склону – и в вечностьс постылого аэродрома.Я останусь вверху, на плато,здесь наглядней делаи слышнее слова Твои —ближе, наверное, к дому.Архимедов огоньнасылают Твои зеркалана корабль – и пылает фарватертак странно знакомо…
Русскому языку
Язык мой, враг мой, среди тысяч словтвоих, кишащих роем насекомых, — нет, попугаев в тропиках, улов мой небогат и зелен до оскомы, и слишком слаб, чтоб миру отвечать —когда мгновенье бьётся жидкой ртутью, косноязычье виснет на плечах — а значит, ослабляет амплитуду. Я не могу поссориться с дождём —наверно, русский речь меня покинул.И старый добрый дзэн меня не ждёт. Шопеновская юбка балерины не прикрывает кривоногих тем,морфем и идиом – но я причастна! И я, твоя зарвавшаяся тень, ныряю в несжимаемое счастье. «Царь-колокол». «Гром-камень». «Встань-трава».О, не лиши меня попытки слова, пока такие ж сладкие слова не разыщу на глобусе Ростова! Вступили в реку — будем гнать волну.Что ж нам, тонуть? Куда теперь деваться? Всё разглядим – и выберем одну из тысячи возможных девиаций — верней – она нам выберет звезду. И полетит сюжет, как поезд скорый, и я в него запрыгну на ходупускай плохим – но искренним актёром.