Визит прошел благополучно, Куропаткин был принят микадо, встречался с высшими командирами японской армии, которые произвели на русского генерала самое сильное впечатление. Не исключением была и японская армия: «… я без ложного стыда могу признать, что виденные мною японские выдающиеся генералы не хуже наших. Осторожнее признавать японскую военную силу по своим достоинствам равною европейским. При обороне наш батальон может противиться двум батальонам японским. Но при наступлении и нам надо рассчитывать двойные силы. Японцы не хуже турок и в отдельных случаях могут создать нам новые Дубняки и Плевны, где и 5–6 русских воинов при неумелом руководстве ими не могли одолеть одного турка, сидевшего в самых невинных окопах… Очень важно, чтобы наши войска не понесли в начале кампании частных поражений. Это подняло бы дух японской армии и всего японского народа на большую высоту. При вторжении нашем в Японию там нас встретит народная война. Японцы — горячие патриоты, мужественны и в своих школах ведутся ныне в военно-патриотическом направлении»{1063}
. На переговорах с японскими Военным министром и министром иностранных дел Куропаткину было ясно высказано пожелание Токио признать Корею сферой преимущественных интересов Японии. В то же самое японцы демонстрировали готовность признать особые интересы России в Манчжурии{1064}. 17(30) июня Куропаткин покинул Японию, отправившись на тех же крейсерах в Порт-Артур{1065}. Из своего визита он вынес твердое убеждение: «Основанием своих действий на Дальнем Востоке в эти годы надо положить поддержание мира с Япониею»{1066}. Пробыв в Порт-Артуре до 1(14) июля, Военный министр отправился в Харбин и 15(28) июля вернулся в Петербург{1067}.В целом он был доволен увиденным, возможности русских войск на Дальнем Востоке (к этому времени вместе с пограничной стражей их насчитывалось около 115 тыс. чел.) генерал оценивал достаточно высоко: «В результате можно с отрадным чувством отметить, что войска Дальнего Востока успешно воспользовались недавним боевым опытом и ныне, под руководством своих доблестных и авторитетных высших начальников, продолжают с успехом совершенствоваться в деле боевой подготовки. Молодые войска Приамурского округа и Квантунской области с честью могут выдержать какое угодно боевое испытание»{1068}
. Столь высокие оценки имеют довольно простое объяснение.Интересы министра притягивал не Дальний Восток. Вернувшись в Петербург, он отправил генералу Драгомирову письмо, в котором сообщал, «…что во время поездки во Владивосток и обратно, его все время беспокоил вопрос о возможности войны на западном фронте и что он, пользуясь тем, что с ним была карта Австро-Венгрии, планы окрестностей Львова и Перемышля, и описание Австро-Венгрии, составленное русским Генеральным штабом, в свободное время, в вагоне, изучал по этим данным окрестности Львова и Перемышля и составил проект как лучше их брать, нанеся на карту параллели, которые придется заложить на месте и выбрал места для артиллерии. Генерал Куропаткин просил генерала Драгомирова срочно поручить генерал-квартирмейстейру штаба округа проверить его соображения и, по составлении подробного взятия этих пунктов, таковой ему прислать»{1069}
. Командующий Киевским Военным округом весьма неодобрительно отозвался тогда о непроизводительной работе Военного министра{1070}.Интересно, что визит Куропаткина практически совпал с политической активизацией японских военных по вопросу об отношениях с Россией. 8 июня 1903 г. в Токио состоялось совещание глав отделов Генерального штаба во главе с его начальником маршалом Ивао Ойямой. Начальники отделов единодушно выступили против политики обмена Кореи на Манчжурию, считая, что Россию нужно вытеснить из обоих этих регионов. По их расчетам время работало против Японии, и в ближайшее время победа над континентальным противником вполне возможна, а контрибуция с лихвой покроет военные расходы. Заключение было изложено в двух поговорках: «Если верхи и низы объединены гневом, они победят» и «Меньшее победит большее». Ойяма не поддержал подчиненных, его единственными словами были: «Помните, что Россия — сильная страна». Тем не менее 22 июня маршал подал императору записку — «Мнение по поводу решения корейского вопроса» — в котором подчеркивал важность Кореи для безопасности Японии и предлагал ускорить решение корейской проблемы на основе обмена на Манчжурию пока Япония обладает военным преимуществом над Россией в регионе{1071}
.