После начала строительства Транссиба в Японии действительно стали с опаской смотреть на западного соседа{381}
, однако инцидент в Оцу не оказал решительно никакого влияния на русско-японские отношения. Во-всяком случае, в русских официальных сообщениях о визите Наследника в Японию о нем даже не упомянули{382}. Сам будущий император 19(31) мая 1891 г. на торжественной церемонии во Владивостоке открыл строительство железной дороги{383}. На случившееся в Японии он смотрел исключительно как на дело рук фанатика-одиночки, и не изменил своего отношения к Стране Восходящего Солнца, которой он был очарован{384}. Что касается большой политики, то Александр III распорядился предать случившееся забвению. В инструкции новому посланнику в Токио М. А. Хитрово, данной осенью 1892 г., подчеркивалось как отсутствие «принципиальной противоположности интересов» между двумя странами, так и важность японских портов как стоянок для русских судов на Дальнем Востоке{385}. Впрочем, надолго удержаться в этих рамках ни Петербург, ни Токио не смогли.Глава 4. Японо-китайская война. Смена партнеров и недругов
Особое место в японских планах занимала Корея, попытки оккупации которой предпринимались Токио в 1875, 1882 и 1884 гг. Как правило, они начинались восстаниями корейцев против иностранцев, и завершались введением китайских войск, умиротворявших Корею для того, чтобы лишить японцев повода к вторжению{386}
. Каждый раз, начиная с договора 2 февраля 1876 г., Токио пытался навязать Сеулу договор о подданстве и свободе рук для подданных микадо на полуострове{387}. Последний кризис завершился двусторонним соглашением между Японией и Китаем, по которому оба государства обязались не вводить в Корею войска без взаимного предупреждения. На самом деле в стране по-прежнему хозяйничали китайские чиновники и их ставленники. Высокие налоги и коррупция привели к росту недовольства и уже в начале 1890-х гг. оно начало формироваться в анти-китайское движение на юге страны{388}. Посланник в Токио М. А. Хитрово 9(21) февраля 1894 г. докладывал в Петербург о том, что в подготовке беспорядков принимают участие японцы{389}. 26 февраля(10) марта о том же доложил и посланник в Пекине граф А. П. Кассини, правда, он считал, что волнения будут носить анти-японский характер{390}. Их последствия были совершенно очевидны для русского дипломата.«Очевидно, — писал Кассини, — что возбуждение и беспорядки, совершающиеся в Корее, сильно тревожат Китайское правительство, которое более всего боится, чтобы беспорядки эти, приняв широкие размеры, не послужили предлогом для вмешательства третьей державы»{391}
. Пекин готовился к интевенции, признавая за собой «исключительное право вмешательства». Эта позиция Китая создавала условия для весьма жесткой японской реакции. Посланник предупреждал: «…я сильно сомневаюсь, чтобы Япония, у которой в Корее есть весьма серьезные интересы и большое количество водворившихся там подданных, согласилась быть безучастным зрителем событий, непосредственно затрагивающих ее интересы и добровольно вверила их защиту китайскому правительству»{392}. В мае 1894 г. там началось восстание, и король Коджон обратился за помощью к Китаю. Видный китайский сановник Ли Хунчжан, фактически продолжавший исполнять функции вице-короля Кореи, приказал отправить туда китайские войска — первый их отряд составлял 1500 чел.{393}.В ответ на действия Китая Токио немедленно отправил в Корею такое же количество солдат и сосредоточил у ее берегов свой флот. В конце июня численность японских солдат на полуострове продолжало неуклонно возрастать, значительно превысив число китайских войск. Восстание было уже подавлено, но теперь вполне реальным стало столкновение между силами, поодерживающими порядок, т. е. между оккупантами. 10(22) июня Ли Хунчжан обратился к Кассини с предложением о посредничестве в предлагаемых Пекином переговорах об одновременном выводе войск из Кореи{394}
. В Петербурге решили действовать, ограничившись исключительно рекомендациями, но попытки Хитрово склонить японцев к принятию этой схемы не увенчались успехом. Сам он считал, что дело зашло слишком далеко, так как в Японии фактически началась мобилизация{395}. 25 июня(7 июля) 1894 г. русский посланник в Китае известил Н. К. Гирса: «Хитрово конфиденциально сообщил мне ответ японского правительства на наше представление в Токио. Из этого ответа усматриваю, что Япония вежливо, но решительно отклоняет наше представление»{396}.