На пути к мышлению или интеллектуальные путешествия в страну Философию

Философия исследует вещи и события мира (и знания о них) с позиции целого. Эта направленность на целое отличает философию от конкретных наук (как естественных, так и гуманитарных). Мы видим попытки ставить максимально общие вопросы еще у древних философов. Впрочем, и в Средневековье, и в Новое время философия не теряла этой перспективы целостного знания. В современном мире царит культ узкой специализации, культуры экспертов. Бесспорно, специализация является важным аспектом развития знаний. Но утрата целостного взгляда на мир несет в себе серьезные угрозы. Человек может потерять что-то весьма важное, что-то такое, что придает ему достоинство и самоуважение.

Вклад естественных наук в наше понимание мира и человека сегодня трудно переоценить. Так не свидетельствует ли стремительное развитие естественных наук за последние сто лет о том, что только эти науки дают нам ключи к пониманию реальности? Не является ли в таком случае философия лишней наукой? Да, она сыграла ведущую роль в развитии науки, но теперь должна отойти в тень, превратиться в музейный экспонат, в нечто наподобие астрологии или алхимии.

Думать так было бы не только ошибочно, но и опасно. Рациональность не тождественна рациональности математически-эмпирического метода естественных наук. Дело в том, что для естественных наук единственным возможным подходом к миру является так называемая объективистская установка, взгляд с позиции третьего лица. Объективное -это то, что поддается наблюдению и измерению. Подходы естественных наук предписывают нам отождествлять термины «объективное» и «физическое». Иными словами, наука исследует лишь материальные объекты. Все, что не подпадает под критерии естественнонаучной методологии, провозглашается ненаучным и несуществующим. Такой подход имеет большие преимущества (о чем свидетельствуют достижения современной науки). Действительно, методология естественных наук демонстрирует свою несомненную эффективность, но эта методология имеет и собственные пределы. То есть язык измерений и вычислений способен описать лишь часть реальности, но не всю реальность. Например, такие феномены, как сознание, свобода воли, ответственность так и не удалось (несмотря на многочисленные попытки) объяснить в рамках естественно-научного подхода. Я имею бесспорный опыт того, что я личность, что я обладаю сознанием, что у меня есть свобода воли, что у меня есть определенные цели и т. д. Но естественные науки не в состоянии объяснить эти феномены должным образом. Можно ли измерить и просчитать ценности, добродетели, искусство, наш духовный опыт? Очевидно, что нет. Но это ведь важные вещи, не так ли?

Когда мы приближаемся к границам естественнонаучного исследования, то в нашем распоряжении имеются две стратегии: или

искусственным образом прекратить вопрошание, или же

продолжить задавать вопросы и искать на них ответы.

Мы можем ограничить наше понимание мира и человека, сведя их всего лишь к физическим феноменам. Но мы также можем придерживаться иной позиции: допустить, что реальность не ограничивается исключительно физическими свойствами. В мире, в котором мы живем, есть множество нефизических, нематериальных явлений, которые нельзя свести к одним лишь физическим характеристикам (а если это сделать, то мы просто будем вынуждены отрицать специфическую природу таких явлений). Мир представляет собой сложное целое. И если естественнонаучный подход сознательно (на методическом уровне) исключает определенные свойства этого мира, то это не означает, что такие свойства (нематериальные, нефизические) не существуют в действительности.

Философия практикует такую рациональность, которая позволяет нам развивать целостный взгляд на мир

.

Теперь приведу два примера, которые проиллюстрируют свойства целостного взгляда в конкретных практических ситуациях.

Первый пример принадлежит немецкому философу Роберту Шпеману. Можно быть специалистом в определенной отрасли или добросовестным исполнителем определенной работы. Например, машинист поезда, который везет узников в лагерь в Освенциме, и охранники, которые надзирают за пленными, хорошо и добросовестно выполняют свою работу. Также и инженеры, которые спроектировали и построили газовые камеры, являются прекрасными специалистами своего дела. Медики, которые проводят над живыми людьми свои опыты, - тоже отличные эксперты. Но если бы кто-то из них спросил себя, с какой целью он выполнял свою работу, ему пришлось бы отвечать на непростые вопросы. По крайней мере, большинство из них предстало бы перед тяжелым рациональным и моральным выбором. Разумно ли уничтожать людей только за то, что они евреи или цыгане? Не выходит ли за пределы всякого здравого смысла эта гигантская машина издевательств и убийств? Разве с ее помощью можно построить что-то хорошее? Разве это не противоречит даже элементарной человечности?