Интересно наблюдать взаимосвязь тяжести и сложности поражения сердца и характера профессиональной деятельности человека, от образа его жизни и от способа заработка. К примеру, люди, занимающие ответственные посты, государственные служащие или профессора университетов имеют зачастую гораздо более сложные поражения сосудов сердца, и операции по восстановлению проходимости сосудов протекают более тяжело технически и клинически. Запомнился один случай, когда пришлось оперировать профессора медицины. Профессор Исаев поступил в клинику с диагнозом «ишемическая болезнь сердца, стенокардия напряжения III класса». После проведения необходимого обследования провели коронарографию, которая выявила поражение трех сосудов сердца, а также анатомия сосудов была сложной ввиду их извитого строения с локализацией атеросклеротических бляшек на местах изгибов сосудов. В такой ситуации показана операция аорто-коронарного шунтирования. Однако из-за категоричного отказа пациента от открытой операции, а также наличия у него факторов риска в виде сопутствующих заболеваний и преклонного возраста, решили созвать консилиум. Профессор решил пригласить своих коллег по медицинскому университету. Пришли четыре профессора медицины, директор клиники (профессор), лечащий врач и оперирующий хирург. Обсуждение велось долго. Все настаивали на том, чтобы пациент поехал в более крупную клинику, где больше возможностей для решения его проблемы. Признаться честно, мне тоже не хотелось браться за такого тяжелого пациента, да еще и профессора медицины, зная, что могу столкнуться с возможными осложнениями, которые приведут к катастрофе. Однако профессор Исаев настаивал на своем и в конце беседы заявил:
– Уважаемые коллеги, я понимаю ваши опасения, но и вы поймите меня. Я уже немолодой человек, и мне кажется, что шансов перенести открытую операцию на сердце у меня немного. Поэтому, если даже что-то должно случиться, то пускай это произойдет дома.
– Но в федеральном центре вам могут предложить и стентирование, – сказал один из профессоров.
– Мое сердце хочет здесь, здесь тоже это делают: ни к чему старому человеку бросаться в путешествия.
– Позвольте и мне высказать свое мнение, – вмешался я. – Конечно, риски есть и для эндоваскулярной операции: сложная анатомия сосудов, кальцинированные бляшки, множественные сужения сосудов. Лучше будет уехать все-таки в центр с большими возможностями. Но, если вы решительно не желаете этого, то я не имею права отказывать в операции по нескольким причинам: Всевышний дал мне эти знания, и моя обязанность – вам помочь. Вы болеете, и может случиться инфаркт: сложный вы пациент или простой, в первую очередь вы – страдающий человек, которому нужна помощь.
– На том и решили, – отметил директор.
– Готовьте его на эндоваскулярную операцию, а вам, доктор, мы желаем удачи!
– Спасибо.
На операцию я шел с большим волнением: ведь он – профессор медицины, и столько внимания приковано к нему. «К тому же этот консилиум и его друзья, которые были против того, чтобы его оперировали у нас», – размышлял я, сидя в своем кабинете перед операцией…
Операция, как и предполагалось, была трудной. Четыре часа напряженного труда, опасных моментов, переживаний… Установили три стента, восстановив при этом все три сосуда сердца. Сердце профессора начало биться в новом ритме, и дышать он начал полной грудью. Через год профессор позвонил поздравить с праздником!
Вспоминается еще один случай, немного анекдотичный по содержанию. В неотложном порядке поступает в клинику судья с болями в области сердца, в левой лопатке и в левой руке. Электрокардиограмма показала, что у пациента начался инфаркт. После предварительной подготовки он был подан в рентгеноперационную для проведения коронарографии. На исследовании выявили критическое сужение передней нисходящей артерии сердца, и сосуд был диаметром до 4 мм, что еще больше осложняло его ситуацию. Инфаркт в бассейне такого крупного сосуда часто заканчивается летальным исходом. Конечно, в подобной ситуации необходимо тут же восстановить проходимость сосуда и имплантировать стент для сохранения достигнутого результата. В максимально мягкой и корректной форме попытался объяснить всю опасность ситуации. Каково же было мое удивление, когда судья спросил:
– Доктор, а нельзя ли мне поехать на работу? У меня судебный процесс должен быть, где рассматривается дело большой важности.
Наступила тишина: я не знал в первую минуту, как отреагировать на подобный вопрос или просьбу. Не знаю, как это назвать правильно – просьбой или требованием в устах судьи.
– Вы знаете, к сожалению, в данной ситуации речь идет о каждой минуте, которая может явиться решающей. Даже речи не может быть! Не то что куда-то отлучиться, но даже снять вас с операционного стола опасно.
– Хорошо, – ответил тихим голосом судья, – делайте, что нужно.
Я улыбнулся: вспомнились слова из популярного фильма о «самом гуманном суде».