С того самого дня между ними что-то произошло. Они оба надолго запомнили это, и теперь, когда низкие, вибрирующие голоса позвали Хата из тени, Хат безбоязненно повернулся. Он почти ожидал услышать Недара.
— Недар! Ты вернулся домой!
Хат затопил камин в своем кабинете. Он наблюдал, как отблески пламени пляшут на осунувшемся лице его друга. Недар всегда был привлекательным. Теперь же его черты заострились так, что на них было больно смотреть, глаза потухли и утонули в морщинах. Тезар держал в руке стакан, изредка отпивая из него янтарную жидкость — только затем, чтобы смочить пересохшее горло.
Рассказанное им изумило Хата: отступники, тайная колония, отречение тезаров от своих Домов ради поддержания традиции полетов. Уничтожение и муки… Хат сидел, не шевелясь.
— Об этом мне еще никто не говорил, — пробормотал он. — Я никогда не слышал об Аризаре, пока абдрелики не обвинили нас перед Союзом. И никто никогда не упоминал о колонизации…
— Публично этого никто и не стал бы делать. Их вычистили с Аризара, сожгли дотла, чтобы было труднее вести поиски. Никаких доказательств не осталось. Мне бы хотелось испытывать сожаление, но эти отступники были слишком жестокими в достижении своих целей. Они хотели убить меня, — закончил Недар. — Мой труп собирались увезти и выбросить. Но я не умер! У меня еще оставался бахдар, искра, которую удалось сохранить, пока я не набрался сил, чтобы бороться и освободиться.
Теперь Хат понимал, откуда взялась ненависть в его глазах.
— Недар, я…
— Нет, выслушай меня. Если я останусь здесь, ты окажешься в опасности. Палатон обязательно вернется… и я пока не знаю, враг он или они использовали его так же безжалостно, как меня. Но я знаю… — ненависть в глазах Недара вспыхнула ярче, чем огонь, возле которого они сидели. — Он был там! Он выжил, а я чуть не погиб. Я не могу доверять ему, пока не узнаю правду.
— Я тоже, — не раздумывая, выпалил Хат и тут же прикусил губу. — Как тебе удалось приземлиться? Везде были поставлены щиты от… — Он остановился: щиты были приготовлены против Палатона.
Недар улыбнулся, но улыбка так и не возникла в его глазах.
— Я прибыл после него, как только открылся порт. Приземлился недалеко отсюда. Мне хотелось оказаться дома, в Голубой Гряде. Ты же знаешь, это мой единственный настоящий дом.
— И ты можешь оставаться здесь, сколько пожелаешь — ты знаешь об этом, брат.
— До тех пор, пока это не угрожает тебе или курсантам. Но никто не должен знать, что я здесь, Хат — даже мой Дом или родня. Я не хочу невольно причинить вред кому-нибудь из вас.
Хат сидел на краешке стула, теперь же он отодвинулся.
— Вряд ли Палатон участвовал в этом.
— Не знаю, что и думать о нем, — Недар сглотнул. — Героя можно одурачить так же легко, как любого другого, если он достаточно слеп. Паншинеа сделал его зависимым или считает, что сделал, поскольку объявил своим наследником. Нам обоим известно, что император не намерен оставлять престол, пока он жив. Но насколько я знаю Палатона, он считает, что способен освободиться от этой зависимости или хотя бы бороться, если император начнет затягивать узлы. Кто знает, что завело его на Аризар.
— Понимаю.
— Правда? — пробормотал Недар. — Хат, тебе придется нелегко, если враги выследят меня.
— Школа Голубой Гряды защищает своих тезаров. Защищает и помогает им. Мне пора, — Хат поднялся. — Ты можешь остаться здесь. Я попрошу принести сюда ужин.
Недар отдал ему салют почти полным стаканом.
— Спасибо, — он откинулся в кресле и зажмурил глаза, глядя на огонь.
Хат осторожно закрыл дверь, чтобы не потревожить его.
Им не хотелось прикасаться к нему. Он видел это по их лицам даже через защитные маски, когда они увели его от Ринди. Рэнд попробовал возразить, но старый чоя взглянул на него так строго, как будто просил не позориться самому и не позорить Палатона, и Рэнд прикусил губу, поняв Прелата. Внутри черного здания его провели в обнесенную решетками комнату. Его раздели, сняли даже гипс и повязки, уложили на решетчатый стол и, после того, как бесцеремонно рассмотрели его глаза, дали очки с красноватыми стеклами. А затем на него направили какой-то луч, предварительно выйдя за барьер, как будто он, Рэнд, был разносчиком опаснейшей из болезней.
Рэнд лежал на решетке и старался прогнать неприятные мысли. Несмотря на направленный на него луч, от которого глазам было больно даже через защитные очки, в комнате стало прохладно, и Рэнд задрожал. Чоя переговаривались, не обращая на него внимания, но они говорили на трейде, и потому Рэнд все понимал.
— Что у нас есть об этих существах?
— Квино собрали о них немало сведений. Они успели проделать большую исследовательскую работу, прежде чем Союз обвинил их во вмешательстве. Хочешь, чтобы я запросил их?
— Пожалуй. Дай-ка я еще раз посмотрю на него.
Последовала пауза, во время которой женщина-чоя — по крайней мере, Рэнду ее голоса показались женскими, но разглядеть фигуру и лицо под мешковатым костюмом он так и не смог — фыркнула и произнесла: