На пути Орды

До полночи было еще далеко, когда дым развеялся целиком и полностью.

Однако ударные сотни Чунгулая вернулись в расположение своего оставленного на час бивака уже при ясном свете молодого, едва народившегося месяца.

Силуэт крепостишки чернел на фоне светло-синего майского неба, слегка возвышаясь над полем, с едва различимыми в ночном мраке белыми клочками презервативов, безжалостно пробитыми стрелами татаро-монгольских захватчиков.

Божий мир замер в безбрежнем благоуханном покое.

Тишина была настолько убаюкивающая, успокаивающая сознание, клонящая ко сну, что татары даже обрадовались, когда там, в далекой Берестихе, вновь очнулся великан-певец… Однако на сей раз это была она – великанша.

– Ва-а-а-ленки, валенки… – запел мощный женский голос.

– Что она поет? – спросил Чунгулай. – На каком языке?

– На русском, – ответил Бушер.

– В песне больше не слышится слов про Священного воителя, – отметил Чунгулай. – Они поняли, что нас провести нелегко.

– Без сомнения, они многое поняли о нас, – ответил Бушер.

– Я хотел бы точно знать, о чем она поет.

– Я могу спросить об этом звезды.

– Спроси.

Бушер достал из своего рукава небольшую и очень короткую трубочку-пузырек, вскрыл, насыпал себе на тыльную сторону левой ладони маленькую щепотку белого порошка. Вдохнув высыпанный порошок ноздрями, сначала левой, а затем и правой, Бушер поднял очи к звездам.

– Ну? – спросил Чунгулай нетерпеливо.

– Я слушаю звезды, мой повелитель, – ответил Бушер.

– Пусть люди спешутся, поедят и отдохнут, – сказал Чунгулай, повернувшись к Шаиму. – Они стойко выдержали сегодня тяжелое испытание. Их смелость заслужила награду – покой!

Шаим, поклонившись, отъехал исполнять радостное его душе повеление.

– Звезды говорят, – сообщил Бушер с некоторым удивлением, – что эта песня посвящается тебе и твоим метким лучникам.

Чунгулай едва заметно склонил голову, удовлетворенный: приятно иметь дело с благородным противником.

– Ва-а-а-ленки, валенки… – звенел над ночными лесами разухабистый голос Руслановой.

* * *

Выключив запись, Николай подошел к берестихинцам, только что закрывшим крепостные ворота и начавшим разгружать воз собранных в ночном поле стрел.

– Несколько дюжин стрел отложите сразу, – их нужно оставить в качестве неприкосновенного запаса: не все же быстро переквалифицируются на арбалет…

– Чего?

– Ну, многие привыкли к своим лукам, хочу сказать… Оставьте для таких длинные стрелы, штук по пятьдесят на лук.

– Понятно.

– Кто участвовал в сборе стрел на поле и… – Николай запнулся, – …и выполнял другие работы на поле, прикрывая сборщиков стрел с тыла, сзади, могут пойти отдохнуть до утра.

* * *

Шило толкнул Жбана под локоть:

– Пойдем, мой друг, погуляем…

– Внутри Берестихи, что ль? По кругу? Вдоль стен гулять предлагаешь?

– Да нет, зачем же! Пойдем на волю, ночь-то хороша! Соловьи поют…

– Неделю назад пели… Теперь только кукушка.

– Пойдем дятла послушаем… Дятел стучит, со стороны Новгорода.

– Ночью?

– А то! Самый дятел как раз. Ночной! …Пошли.

– Не возьму в толк, что ты предлагаешь-то?

– Татар предлагаю проведать. Самое время, мне кажется… Напуганы они, Жбан, сверх меры всякой. А нам с тобой грех такой случай упустить. Пощиплем, глядишь, кого побогаче… А то и просто так – зарежем: все ведь польза. Я так считаю: ордынца зарезал – тут же семь грехов спишется.

– Почему семь? – удивился Жбан.

– Число счастливое. «Почему» да «отчего»… Ты чего-то чем больше на общество трудишься, тем тупее становишься, – не замечал?

– Нет.

– А со стороны заметно. Скажи-ка: нож у тебя с собой?

– С собой! А как ты выйдешь-то – из Берестихи-то? Все ж заперто! Дозор на стенах…

– Знаю способ… – загадочно улыбнулся Шило. – Пойдем-ка в княжью горницу заглянем… Нож с собой, ты сказал? И у меня с собой…

– Зачем ножи у князя в горнице?

– Сейчас поймешь… – кивнул Шило.

* * *

– Остальные, у кого еще есть силы и кто свободен, не нужен Глухарю, может помогать женщинам, – продолжал свою речь Аверьянов. – Я тут подумал, что пора устроить в Берестихе цирк, – вы ведь не знаете, что такое цирк? Завтра посмотрите. Новый номер: «парад-алле с луками под арбалетным боем». Ну, чтобы никому скучно не было… Ни нам, ни им. Для проведения этого уникального номера, – только у нас, в Берестихе, и только один раз! – нужна огромная сеть. У вас есть рыболовные сети. И у меня есть сети, маскировочные. Нужно их сшить вместе. Чтобы была одна сетка – длинная и широкая. Поэтому – призыв: мужчины, добровольцы, помогите женщинам!

– Ох уж, они тебе помогут-то – мужики! – понесся негодующий говор среди женской части собрания.

– Одна морока!

– Все только запутают!

– Мы с девками сами управимся.

– Нам только Олену в бригаду дай, – вот у кого руки-то золотые!

– А где Олена-то?

* * *

Олена сидела у себя в горнице и прихорашивалась перед маленьким зеркальцем, доставшимся ей в подарок от Аверьянова, как, впрочем, и всем берестихинским «невестам». Олена пыталась пристроить к волосам белую кисточку черемухи: то так пристроит, то этак… Неожиданно она увидела отражение деда – Афанасича, бесшумно возникшего за ее спиной:

– Для кого пригожишься, красна девица?

– Да просто так, дедушка.