Мамед Али-бек стал собирать войско. Но тут, по счастью, подоспел консул Семён Аврамов. Застав в Реште «смятение», он сумел успокоить жителей и покинувшего город визиря. Тот, прибыв к войскам со свитой, поинтересовался: «…есть ли собственно его величества указ о вступлении его для защищения Гиляни от бунтовщиков. Ибо если сие подлинно на таком основании, то ему легче будет в том ответствовать пред своим государем, что он пустил российское войско в Рящ». Полковники перед строем солдат «тот указ показал визирю, который, приняв его, поцеловал с великим почтением и возвысил над своею головой». После переговоров отряд вступил в город: «Бесчисленное множество народа смотрело на идущих в преизрядном порядке и при игрании музыки наших солдат. Напротив того, наши удивлялись величине города, который вдоль и поперёк простирался на пять верст мерою, а никаким не окружён крепостным строением»[107].
Часть своих людей Шипов оставил в Перибазаре — держать под контролем единственную дорогу к морю и охранять корабли. Остальные были размещены в приспособленном к обороне караван-сарае на краю города «между дорог Казвинской и Гилянской». Предосторожности оказались нелишними — население не выражало особой радости, тем 6олее что ему приходилось давать лошадей для перевозки имущества, а российские служивые валили деревья на дрова. Обыватели «ухоранивали» лошадей и арбы, а солдатам объявляли: «Мы вас не звали», — и принимали российские деньги «копейку за деньгу», то есть вполцены, считая их русское серебро низкопробным. Визирь же отнекивался, что жителиде его «не слушают». Силы отряда Шилова таяли: в январе 1723 года в составе десанта находились 795 здоровых и 315 больных солдат и офицеров; боевых потерь не было, но от болезней скончались три офицера, капрал, 28 рядовых, профос и денщик[108].
Несколькими месяцами ранее гилянская знать была готова пойти на всё, лишь бы получить помощь против афганцев-завоевателей. Но со временем страхи поутихли — небольшое афганское войско оказалось не в состоянии контролировать весь Иран. В занятом афганцами Казвине вспыхнуло восстание; захватчики были изгнаны с большими потерями, и завоеватель Ирана Махмуд в ярости велел казнить всех сефевидских принцев. В таких условиях рештский визирь и владетели Кескера и Астары стали созывать в столицу провинции «вооружённых персиан», что не могло остаться незамеченным.
Известие о занятии Решта пришло в Петербург только в марте 1723 года. На радостях сам Пётр I объявил о нём горожанам с яхты во время начала навигации; «счастливой приход» отмечался молебном в Троицкой церкви, артиллерийской пальбой и весёлой гульбой государя в «вольном дому». На месте же ситуация была совсем не праздничной. В конце февраля Мамед Али-бек и ханы объявили Шилову, «что они не могут терпеть более пребывания его с войском в их земле, а в состоянии сами защищать себя от своих неприятелей, того ради и вышел бы сам, пока его к тому не понудят, на что требовали у него ответа». Боевой командир возразил, что не двинется с места «без именного его императорского величества указу», но предложил «сперва послать на судах в Дербент все тягости и по возвращении судов идти мне самому с войском», если приказ всё-таки будет отдан.
Тем временем в Решт прибыл назначенный иранским послом в Петербург Измаил-бек. Шах и его министры согласились было принять помощь со стороны России и вести переговоры о вознаграждении за неё — но очень скоро изменили позицию. Измаил-бек, находившийся в Гиляне на российском корабле в ожидании отплытия в Астрахань, получил указ шаха, отменявший и посольство, и обращение за помощью к русским. Другое распоряжение предписывало рештскому визирю, а также кескерскому и астаринскому ханам собрать войска и принудить Шипова покинуть Гилян.
Положение вновь спас находчивый Семён Аврамов. Он перехватил шахского курьера в одной из деревень на пути в Решт, зазвал в гости, узнал о полученных распоряжениях и угощал его, пока Шипов действовал: известил капитана Соймонова об отзыве шахом своего посла и необходимости остерегаться подпускать к кораблям персидские лодки и как можно «скоряе вывесть» Измаил-бека в Россию. В результате этой операции ни о чём не подозревавший Измаил-бек отправился на русском корабле выполнять свою миссию. Вместе с послом тронулся в путь и Аврамов. Пока посольский «поезд» двигался на север, русский консул успел прибыть в столицу; в мае на высочайшей аудиенции он доложил о положении дел в Иране и продемонстрировал образцы интересовавших царя персидских товаров: «анкарек гилянскова чесноку в уксусе и горшечик мазандронского сахару».
По пути в Астрахань Соймонов обследовал устье Куры (Пётр не оставлял намерений сделать это место центром «восточной коммерции»); проведённые съемки убедили капитана в том, что «Сухова берегу» и удобного места для гавани здесь отыскать невозможно.