На пути в Индию. Персидский поход 1722–1723 гг.

Пока Неплюев уговаривал визиря в Стамбуле, посол шаха Тахмаспа, доставленный в августе 1723 года в Петербург, оказался намного сговорчивее. Измаил-бек официально попросил представителей России «о помощи и обороне от неприятеля» и объявил: если царь «пожелает себе какие места» в Иране, то «что угодно его величеству будет, то б он, посол, всё делал и поступал во всём по воле его величества, и для того он, посол, от шаха уполномочен и может всё делать»[138]. В подтверждение своих широких полномочий посол предъявил данный ему шахом наказ: «Что по твоему разсуждению достойно изображено будет, того тебе и чинить»[139]. Царь повелел требовать уступки «Мизандрона и Астрабата и протчих» владений, где уже находились русские войска, а также Шемахи — «если сами у турок не возьмут, то б оную нам уступили»[140]. «Много просят, — пытался было возражать Измаил-бек, — негде б было шаху и жить». Но тут ему сообщили, что назначенные в помощь шаху войска уже находятся в Иране и стоят «великих иждивений». Посол попросил хотя бы вернуть афганский Кандагар и выразил опасение: как бы не случилось, что провинции иранцы отдадут, а помощи не получат. Его заверили: будет заключён формальный договор; за русским правительством «не водитца… чтоб б того не содержать», после чего главный вопрос был принципиально решён[141].

Последующие встречи были посвящены обсуждению представленного российской стороной проекта договора и размера содержания русского корпуса в Иране. 2 октября Измаил-бек «своею рукой» написал для канцлера Г.И. Головкина «реестр доходам тех провинцей и городов, которые уступлены быть имеют его императорскому величеству», переведённый переводчиком Маметом Тевкелёвым. Согласно этому документу общий доход казны с Ширвана, Гиляна, Мазандерана и Астрабада оценивался в огромную сумму — 2 миллиона 250 тысяч рублей, равнявшуюся почти трети российского бюджета[142].

12 сентября 1723 года Измаил-бек подписал договор, состоявший из пяти статей. В преамбуле повторялась изложенная в распространённом перед походом манифесте версия о начавшихся в Иране «великих замешаниях», во время которых мятежники «учинили убийство» и разграбили имущество российских подданных. Не желая допустить бунтовщиков «до дальнего расширения и приближения к российским границам» и «Персидского государства последней погибели», русский император предпринял поход и «некоторые города и места, на берегах Каспийского моря лежащие, которые от тех бунтовщиков в крайнее утеснение приведены были, от них оружием своим освободил и для обороны верных его шахова величества подданных войсками своими засел». После низложения шаха его законный наследник Тахмасп прислал в Россию «своего великого полномочного посла из ближних и верных слуг» с прошением о помощи. «Почтенный и пречестнейший» Измаил-бек заключил с российским императором «ненарушимый трактат», в котором последний обещал Тахмаспу «добрую и постоянную свою дружбу», обязался отправить против бунтовщиков «потребное число войск конницы и пехоты» и восстановить союзника «на персидском престоле».

За эту помощь, говорилось в договоре, «его шахово величество уступает его императорскому величеству всероссийскому в вечное владение города Дербент, Баку со всеми к ним принадлежащими и по Каспийскому морю лежащими землями и местами, такожде и провинции Гилян, Мазондран и Астрабат; и имеют оные от сего времени вечно в стороне его императорского величества остаться». Эти земли отходили к России «в награду… дабы оными содержать войско», направленное для оказания помощи шаху. Территория приморского Дагестана к северу от Дербента в договоре вообще не упоминалась — видимо, к тому времени Пётр и его министры уже считали её жителей во главе с принявшими присягу владетелями не персидскими, а своими подданными. В заключительных статьях между государствами провозглашались «вечно добрая дружба» и союз против «неприятелей», а их подданным разрешалось свободно «купечество своё отправлять»[143].

По-видимому, действия «почтенного и пречестнейшего» посла были вызваны и тяжёлым положением Ирана с бессильным шахом, не имевшим международного признания, и убеждённостью самого дипломата в необходимости помощи со стороны северного соседа, пусть и на нелёгких условиях. К тому же Измаил-бек, похоже, был искренне восхищён простым в общении, сильным и энергичным российским государем, размахом его начинаний и мощью его армии и флота. Он, в отличие от других восточных вельмож, сумел оценить военное могущество России и проявил интерес к её техническим и культурным новациям.