На пути в Индию. Персидский поход 1722–1723 гг.

Две империи достигли компромисса, но его ценой стало крушение мечты о закавказском царстве Вахтанга VI. «Ориентальной Иверии король» по возвращении из похода вынужден был отвечать на предложение о «протекции» со стороны турок и отбиваться от нападения соперника и пока ещё верного вассала шаха — «кахетинского хана» Константина II (после перехода в ислам — Мехмед Кули-хана). Осенью и зимой 1722 года Вахтанг ждал Петра, «яко входа Христова в Иерусалим», и безуспешно просил двинуть войска к Шемахе или прислать ему «порядочный отряд конницы»[154]. Пользуясь временным затишьем на дипломатическом фронте, Пётр сделал попытку помочь союзнику — 17 апреля отдал приказ Матюшкину отправить две тысячи драгунов в Грузию; этого было достаточно для борьбы Вахтанга с его противниками, но не с турками. Но было уже поздно. «Царь картлинцов» прислал очередное послание, в котором признал: «Мы велели сказать султану, что мы покоряемся ему». Однако это не помогло — в мае 1723 года Вахтанг VI был разбит Константином и его союзниками-лезгинами и навсегда покинул Тбилиси — ушёл в Имеретию и далее в Цхинвал, Оттуда Вахтанг прислал письмо с последней просьбой к царю: «учинить вспоможение или к себе взять»[155].

Результаты похода

Россия получила необходимую паузу для закрепления своего присутствия в бывших иранских владениях. Относительно спокойное принятие горскими князьями (хотя и не всеми) во главе с тарковским шамхалом российского подданства как будто облегчало задачу интеграции этих территорий в состав империи.

Поначалу так и было — местные владетели стремились приспособиться к новой ситуации. Владелец Эндери Айдемир дал аманатов, вместе с братьями принёс присягу на Коране, обещая «никакого воровства впредь людям, живущим в новопостроенной крепости, отнюдь не чинить, и лошадей и скоту не отгонять, и людей в полон не брать»[156]. Осенью того же года Петру «били челом» табасаранские кадий и майсум, владетели Аксая, Эрпели и кабардинский князь Арслан-бек Кайтукин. Казикумухский Сурхай-хан, требовавший от шамхала вывода русских войск, сам вдруг обратился в Коллегию иностранных дел с заверением, что «дружба и пароль, которой я вам дал, и ныне оное содерживается, и кто вам недруг и мне недруг, а кто вам друг, тот и мне также друг». Обращение было оставлено без ответа — его автору было «невозможно верить».

В Дербенте трудами «виноградного мастера» и его помощников заработал царский винный завод: в 1724 году им было произведено 60 бочек красного и белого «чихиря его величества». В 1723–1724 годах дербентский комендант отправлял в Астрахань партии шафрана с дербентской плантации и свежий виноград в «кадочках» к императорскому двору[157].

Дербентцы при поддержке российских солдат собрались в поход на владения нападавшего на город и его окрестности уцмия Ахмед-хана. Победители не только «отогнали скотину», но и привезли трофеи — «головы отрубленные, в том числе одна голова племянника усмеева»[158]. Участники другой такой экспедиции в сентябре 1723 года разгромили деревню Митягу: «со всех сторон зажгли и всю разорили»; на обратном пути в лесу им пришлось выдержать тяжёлый бой, в котором погибли 40 рядовых и капитан. Боевые потери вынудили Матюшкина запретить поход на деревню Магерку. Потери противника были неизвестны, поскольку горцы уносили своих убитых, а о погибших в самом селении «знать было им (русским участникам боя. — И.К.) не можно, понеже все были в ызбах и в погребах, в которые места метали гранаты»[159].

Ахмед-хан в письме российским властям просил «отпустить прошедшие вины», оправдываясь тем, что военные действия против дербентцев и русских вёл не он, а его «противники из лезгинского народу» во главе с «чугутанским владельцем» Магдабеком и Гайдабеком Кубадашским. Он обещал «вседушевную службу» с заверением, что «таких верных людей, как мы, не сыскивалось»[160], после чего присягнул и дал аманатов.