Повстанцы стали преследовать тех, кто сотрудничал с русскими, а увещаниям российских властей противопоставляли свои воззвания. Явившийся 5 июня 1724 года с отрезанным ухом в Решт купец Дарбыш Мамес рассказал, что в двадцати верстах от города в деревне Белесабан был «принародно» избит, ограблен и едва избежал казни. Он и доставил «бунтовскую» прокламацию, переведённую на русский язык в канцелярии Левашова: «Старшие и редовые рященские и фуминские и кучеиспоганские. Ведайте вы, которые люди исполняют бригадира бека прихоти и ему служат и в деревнях к старостам ради объявления кто пойдет, и тому кара такая»[173].
Осенью Левашов вынужден был признать, что «весьма все провинции и деревни бунтуют, и при них все дороги засекли, и приезд всем пресекли, и во многих местах собрание умножаетца». В ответ начались репрессии. Русские «партии» стали расправляться с бунтовщиками. «…некоторые повешены, а некоторые четвертованы, а иные на колья посажены и в розных местах несколько дворов бунтовщичьих созжено и разорено, в которых в стенах бойницы поделаны», — докладывал генерал Петру 5 октября 1724 года. Тем не менее начавшийся было сбор податей прекратился, «приход караванов отовсюду пресечен»; «кумуникации от Ряща до Перебазара и до новой крепости и от Катеринполя до Кескера с нуждою и з боем содержатца»; подчинённые Левашова могли передвигаться по гилянским дорогам только отрядами не меньше ста человек[174]. В рапорте Матюшкину российский управитель признавал: «…домы свои оставя, [местные жители] в леса уходят, но и натуры здешних мест, рвы и коналы и беспутные уские дороги в том им помогают, а полкам беглецов сыскать невозможно. И зима по здешним теплым краям быть им в лесах не возбраняет — не так, как в других краях стужа из лесов выгоняет». «А особливо, по многим резоном как видно, под высокою державою его императорского величества быть весьма не желают и в том намерены состоять», — делал он неутешительный вывод[175].
На 1 октября 1724 года командующий Низовым корпусом располагал 13 515 здоровыми и 4 651 больным солдатами и офицерами; количество выбывших из строя не могли восполнить прибывшие 2 800 новобранцев[176]. С началом осенних штормов доставить подкрепление стало невозможно. Выступления же против русских начались и в других местах. 2 октября только что вернувшийся из Москвы в Астрахань Матюшкин доложил о трагедии, случившейся 31 августа на Куре с высадившейся командой из шестисот солдат и офицеров: «…наип сальянской из оных, зазвав к себе в гости реченного подполковника Зенбулатова и с ним были капитан и два порутчика и подпорутчик, кондуктор да 15 человек салдат, которых всех порубили, потом напали на лагирь, где стояли салдаты против ево наипова двора на другой стороне Куры реки; и был бой, и видя их сильное неприятельское нападение, убравши из лагора на бусы (лодки. —
Сразу же после убийства русских офицеров и солдат в Сальяны вступил отряд, направленный Тахмаспом. Лазутчики, посланные бакинским комендантом в Сальяны, по возвращении сообщили, что четырёхтысячное шахское войско под командованием бывшего дербентского султана Алхаса прибыло в город. Ходили слухи, что шах собирается отправить на помощь бакинскому Дергах Кулибеку отряд из пятисот человек во главе с сальянским наибом. Наиб Гуссейн-бек послал своих людей «засесть у нефтяных колодезей», чтоб не допустить туда русских.
В сентябре волнения начались и в Баку. «Изменником» оказался юзбаши Дергах Кули-бек, в прошлом году выступивший за сдачу города русским и разоблачивший действия бывшего султана, ведшего переписку с Хаджи Даудом. Комендант города полковник Остафьев сообщил, что Дергах Кули-бек тайно послал слугу в Баку — передать жителям, чтобы они с семьями покинули город. Бакинцы Гаджи Селим и Селим-хан сообщили Остафьеву, что Дергах Кули-бек прислал за людьми из-за «случившегося в Сальяне несчастья». Сам же письменно оправдывался перед Остафьевым, что выехал из города по своим делам, а узнав о случившемся в Сальянах, решил, что его могут заподозрить в сговоре с сальянским наибом. Комендант арестовал четырёх офицеров-юзбаши, 258 служивых и торговых людей, подозреваемых в подготовке антирусского выступления.