Выбывших в результате таких мер «персов» царь рассчитывал заменить лояльными подданными-христианами. На эту роль больше всего подходили армяне и грузины, земли которых подверглись турецкому нашествию и которым Пётр при всём желании иным способом помочь не мог, не рискуя разрушить непрочный мир с Турцией. 10 ноября 1724 года Пётр подписал грамоту к католикосу Исайе и армянскому народу, объяснявшую, что Россия не может защищать армян на их родине, поскольку она находится в турецких владениях. Взамен в ответе на «прошение» прибывшей в Петербург депутации армян «карабахской и капанской провинций» император предлагал: «…дабы мы вас с домами и фамилиями вашими в высокую нашу императорскую протекцию приняли и для жилища и свободного вашего впредь пребывания в новополученных наших персидцких провинциях, по Каспийскому морю лежащих, удобные места отвесть повелели, где б вы спокойно пребывать и христианскую свою веру без препятия по закону своему отправлять могли». Грамота предписывала российским властям на Кавказе переселенцам «с домами и фамилиями в новоприобретенных персицких провинциях для поселения удобные места отвесть и в протекции содержать». Похоже, Пётр и его министры верили, что новые подданные «в кратком времени в такое состояние придти могут, что оставленные те свои провинции забудут и вне опасности от всякого басурманского нападения по закону своему пребывание иметь будут»[187].
Кроме конной армянской команды из пятидесяти человек, служивших «на своём коште» под командованием вышеупомянутого Петра Сергеева[188], на русской службе оказались и грузины-«милитинцы». С помощью этих частей весной и летом 1724 года войска громили персидских «бунтовщиков» под Кескером и Лагиджаном. В том же году Пётр Сергеев погиб «при атаке Рящя от кызылбаш», и «армянским конным шквадроном» стал командовать ротмистр Лазарь Христофоров (Агазар ди Хачик)[189]. Но массового переселения армян и грузин на прикаспийские территории не произошло. А прежде лояльный шамхал, не получив от царя желаемого, явно склонялся к выходу из подданства. В декабре 1724 года Г.С. Кропотов жаловался, что «горские народы» нападают на казачьи городки, угоняют лошадей, жгут заготовленные для строительства крепости «колье» и фашины.
Перспектива преображения прикаспийских владений и превращения их в новый центр «азиатской» коммерции становилась призрачной. Артемий Волынский позднее писал, что Пётр знал об убытках и военных потерях, но на любые просьбы о выводе войск из прикаспийских провинций «в том непреклонен был». Автор утверждал: если бы император был жив, то весной 1725 года непременно явился бы в Иран и «конечно покушался достигнуть до Индии; а также имел о себе намерение и до Китайского государства, что я сподобился от его императорского величества по его ко мне паче достоинства моего милости сам слышать».
Командующий Низовым корпусом в Гиляне генерал-лейтенант и гвардии майор Матюшкин в рапорте от 19 января 1725 года вынужден был доложить, что эти планы нереальны:
«Всепресветлейший державнейший император, всемилостивейший государь.
Всепокорне вашему императорскому величеству рабски доношу. Будучи от Астрахани в назначенной мне путь, заезжал я в Дербень, в котором всё благополучно, и по указу вашего императорского величества крепость приказал я делать; а гавен делают, и на дело оной берут с босурманских могил каменья. И зделано от зюйдовой стороны семдесят четыре сажени, глубины полдвенатцати фута; от нордовой тритцать сажен, глубины полсема фута. Токмо прошедшею осенью великим и силным штормом попортило на зюйдовой стороне пять сажен, на нордовой пятнатцеть сажен, и каменья длиною десяти футов шириною четырех футов брасало от того места, где лежали, сажен по осми и по девяти.
Тако ж был я и в Баке, в которой как салдаты, так и работные люди цынготною болезнию немогут, и на всякой день человек по пятнатцети и по дватцати умирает. И в бытность мою чрез шесть дней померло ундер афицеров и рядовых и неслужащих семдесят пять человек.