На пути в Индию. Персидский поход 1722–1723 гг.

Вахтанг VI вынужден был просить Петра предоставить ему убежище. Император разрешил ему «ретироваться» в Россию. Кропотов начал «спасательную» операцию: 17 августа 1724 года посланная из крепости Святого Креста команда полковника Андрея Лицкина встретила царя-эмигранта «при терских вершинах близ снежных гор» Малой Кабарды. Свиту Вахтанга составляли 1 185 человек: его семья, шесть епископов, 14 архимандритов, монахи, грузинские «бояре» и «шляхетство» и их слуги[181].

Дела на юге Пётр держал под постоянным контролем. В июне он приказал Сенату отправить в иранские провинции русских учеников и «приставливать» их к местным мастерам-шелководам. В августе указал Сенату «нарядить» на юг тысячу донских и тысячу яицких казаков и пятьсот калмыков, которые должны выступить в поход в марте 1725 года. В сентябре царь дал указания: генералу А.И. Румянцеву подговаривать турецких армян к переезду в Гилян, Матюшкину — строить «горнверк» для охраны плотины на Сулаке, Левашову — оказать помощь шахскому послу Измаил-беку, который «человек зело умной и верной своему отечеству», в чём царь лично убедился во время бесед с ним[182].

Ситуация в «новозавоёванных» провинциях и вокруг них стала предметом обсуждения в Петербурге. Как свидетельствуют бумаги Коллегии иностранных дел, после возвращения в Россию посланника Мещерского «господа министры» (судя по подписям на докладе — канцлер Г.И. Головкин, тайный советник П.А. Толстой и тайный советник канцелярии Иностранной коллегии В.В. Степанов) подали мнения о необходимости дальнейшего воздействия на шаха Тахмаспа со стороны командующего Матюшкина и Измаил-бека.

Но на поданном 11 октября 1724 года в Шлиссельбурге докладе Пётр наложил резолюцию: «…посылать к шаху не потребно для того, что ныне от него никакой отповеди полезной быть не может; сверх того еще может быть, что они трактат подтвердят, толко потребуют помощи не толко против Мирвеиза, но и против турков, и тогда хуже будет». Наиболее важным император считал ратификацию договора с султаном — после неё уже можно «соглашатся» с турками о дальнейшей судьбе Ирана или (если шах всё же утвердит трактат Измаил-бека) выступить «медиатором» между Турцией и Ираном. Впрочем, в благоразумие Тахмаспа Пётр не верил — приказал «помыслить о прибавке нерегулярных войск». Недовольного шамхала Адиль-Гирея царь распорядился «искусным и пристойным способом … поймать»[183].

После нового заседания «тайного совета» Коллегия иностранных дел 14 ноября повелела Г.С. Кропотову «нежнейшими речами уласкать» Адиль-Гирея или иным «каким-нибудь способом поймать и держать ево в крепости Святого Креста за крепким присмотром в аресте» В тот же день Пётр обратился с письмом к лишённому царства Вахтангу VI: раз неразумный шах не принял трактата, то необходимо освободить его из рук «безделных министров»; приТахмаспе «есть грузинцы в охране», которые по присылке Вахтангом «искусного человека» смогут, «взяв его, Тахмасипа, перевезти к войску нашему в Гилянь», о чём уже даны в «выщем секрете» инструкции генерал-майору Кропотову. Однако план похищения шаха вскоре был отставлен; Пётр решил вовсе убрать бывшего царя с Кавказа и 11 декабря распорядился отправить его в столицу, где о госте «надлежащее определение учинено будет»[184]. Об отступлении из Ирана никто не помышлял: на обоих совещаниях речь шла об «умножении войск», прежде всего за счёт иррегулярных частей.

После совещания Пётр повелел двинуть в Дагестан ещё две тысячи донцов «в прибавок» и сделал выговор командующему[185]. Император был недоволен Матюшкиным, не спешившим выехать к войскам и испрашивавшем дополнительные инструкции: «Для чего ты в Астрахани задержался, но к великому удивлению сие слово "до указу нашего"! И что для отправления задержался — то делом, а что до указу, не знаем как разсудить. Какой тебе более указ надобно, ибо на всё имел полную инструкцию, также велено делать по тамошним конъюкторам смотря, а ехать самому велено, и ежели пропустишь зиму, ответ дашь, а что замешание там сделалось, то оттого, что Мещерского выслали, и опасаться гораздо нечего, ибо у шаха людей нет».

Ещё больше, чем гилянские «замешения», царя волновала «измена» в Баку. Он вновь приказал генералу «бакинских жителей выслать в Астрахань и оттоль сюда, оставя там сколько потребно, ежели без оных пробыть нельзя. И смотреть над жёнами и детми, чтоб не ушли, а когда сие будет крепко, мужи жён и детей не покинут. На дербентцев также смотреть крепко надобно, и ежели кто явится в подозрении — велеть казнить, буде же замешение какое будет, или общее зло во всех или большой части — увидя то, учинить с ними тако ж, как о бакинцах писано, впрочем как всегда писали, так и ныне чинить по тамошним конъюктурам, понеже дальность описки не терпит, а что надобно какой прибавки о том немедленно писать»[186].