На дворе 2014 год.
Телевизоры пухнут от почти военных сводок с киевских площадей – идёт штурм правительственных зданий неонацистскими молодчиками Украины. Беда расползается по этой стране, ложится на плечи отдельного человека, болью отзывается в сердцах неравнодушных людей и прежде всего из республик бывшей единой страны. Беда не признаёт границ, тем более, что она накрыла действительно братскую для россиян республику.
И что – снова в бой?
Россияне в окопах не отсиживались, хотя ещё у многих бывших солдат Великой Отечественной в памяти тот горький июнь 1941 года, когда на нашу общую землю обрушилась война.
В отрывном календаре за 1985 год, на обороте листка, помеченного 24 июня, мне посчастливилось прочитать стихи Леонида Чашечникова:
Сейчас “в ужас разлук, смертей, голодного житья” бросает Украину.
Россия прильнула к экранам телевизоров.
По российским просторам прокатилась волна – “Мы своих в беде не бросаем!”
Жизнь, конечно, не останавливалась.
Ночь сменялась днём. Рано утром молодые мамаши и папаши вели не выспавшихся деток в садик, выпроваживали школьников образовываться, а потом бегом, чтобы не опоздать, стремились к рабочим местам.
Автомобили вязли в пробках, гремели трамваи, посвистывали перегруженные народом электрички; басили, заявляя о себе, пассажирские поезда; тяжело, с надсадой, тащились грузовые.
Крестьяне обихаживали поля, лётчики и космонавты осваивали небо, рабочие заводов трудились у конвейеров и железоплавильных печей.
Солдаты повышали свою боевую готовность.
Украинская молодёжь вступала в армию Яроша, примеряя на себя фашистскую форму.
Писатели присматривались к жизни, отыскивая необходимые сюжеты для будущих произведений.
Из окон родильных домов громким плачем заявляло о себе новое поколение.
Надрывались телефонные аппараты, приглашая кого-то к разговору, на свидание, в гости.
В Москве, в крупных городах страны, отчаянно сигналя, лавируя внутри нескончаемого потока автотранспорта, продирались к больным автомобили “Скорой помощи”.
К кому-то стала часто заглядывать старуха Смерть.
Кому-то требовалась помощь ещё здравствующих.
… Написал последнее предложение и как в воду заглянул – позвонила хорошо знакомая женщина, жена моего товарища. Знал я, что он тяжело болен, и по срывающемуся голосу женщины понял – и в её дом пришла или приходит беда. Пока ехал по городу, пересаживаясь с трамвая на метро, с метро на троллейбус, а потом шёл пешком по дворам среди разбросанных в хаотичном порядке “хрущёб”, в голове роились вроде бы не к месту, но как бы предвосхищая неизбежное, стихотворные строчки: