На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

Союз Пруссии и Франции автор объясняет как несогласием мнений внутри Берлинского кабинета, так и хитростью и коварством французской дипломатии, которая сумела добиться неучастия Пруссии в третьей коалиции. Но Александр проницательно понял, что в действительности Франция – такой же враг Пруссии, как и России, и что по завоевании Пруссии Наполеон окажется на российских границах, и тогда неизбежно наступит очередь России. Поэтому «Император АЛЕКСАНДР… подавляя всякое неприятное ощущение, не переменил дружественных расположений своих к Пруссии» [Там же, с. 20].

Таким образом, союз с Пруссией даже после ее поражения является необходимой мерой для обороны отечества. Автор настойчиво пытается донести эту мысль до патриотически настроенного русского дворянства, считающего, что война за Пруссию не отвечает интересам России: «Но скажите, Князья и вельможи сего неизмеримого государства, скажите полководцы и начальники над победоносным Российским воинством, скажите, не все ли вы чувствуете, что война сия есть дело вашего отечества. Главною причиною участия России в сей войне вы почитаете союз ее с другими Державами и личные дружественные расположения великодушного Государя к другим Владетелям» [Там же, с. 43–44]. Люди, так думающие, по мнению автора «Рассуждения», не понимают характера войны и той реальной угрозы, которая нависла над их отечеством.

Спасение заключается не в политических комбинациях, которые европейские державы придумывают ради соблюдения своих эгоистических интересов, и даже не в тех коалициях, которые они заключают против Франции, но которые столь же не прочны, сколь и несовместимы интересы входящих в них стран, спасение – в осознании общей угрозы, исходящей от наполеоновской Франции, и в бескорыстном объединении против нее. Все это очень хорошо вписывается в стиль дипломатических документов, исходящих из Петербурга в 1803–1807 гг.

Итак, союз с Пруссией питался не только личными симпатиями Александра к королеве Луизе и ее государству, но и либерально-освободительными идеями и стремлением представить свою внешнюю политику как бескорыстную помощь побежденным народам.

Эти идеи находили отражение не только в публицистике, но и в поэзии, в частности, в известном стихотворении В.А. Жуковского «Песнь барда над гробом славян победителей», написанном в 1806 г. С Жуковского начинается новая эпоха в развитии русской военной лирики. На смену традиционной оде, прославляющей русское оружие, и из всей гаммы чувств, порождаемых войной, знающей только восторг («Восторг внезапный ум пленил» и т. д.), приходит военная элегия с ее способностью передавать не только различные чувства, но и малейшие нюансы душевных переживаний.

Вопреки устоявшемуся мнению, что в «Песне барда» речь идет о «недавно проигранном сражении» [Кашкина, 1988, с. 140], в стихотворении описывается ситуация победы, что видно, во-первых, из самого заглавия; во-вторых, уже в самом начале сказано враги утихли расточенны; и наконец, в-третьих, прямо сказано так пал с победой росс! Между тем исследовательская ошибка в данном случае показательна. Она обусловлена позднейшим признанием самого Жуковского, что стихотворение написано под впечатлением от Аустерлицкого сражения [Жуковский, 1959, с. 419], а также общей минорно-медитативной тональностью стихотворения.

В действительности Аустерлиц, как отмечалось выше, в общественном сознании трансформировался в победу, а минорно-медитативная тональность объясняется сопряженностью барда не только со славой русского оружия, но и с теми несчастьями, которые несет война даже победителям. При этом описание самого сражения выдержано в традиционном одическом стиле:

О битвы грозный вид! смотри! Перун сверкает!
Се мчатся! грудь на грудь! Дружин сомкнутых сонм!
Средь дымных вихрей бой и Гром;
По шлемам звук мечей; коней пронзенных ржанье
И труб созвучный треск. От топота копыт,
От прения бойцов, от кликов и стенанья
Смятенный воет бор и дол, гремя, дрожит.
О страшный вид попранных боем!

Далее автор переходит к изображению подвигов героев:

Тот зыблется в крови, с глухим кончаясь воем!
Тот вихрем мчась погиб бесстрашных впереди;
Тот, шуйцей рану сжав, десной изнеможенной
Оторванну хоругвь скрывает на груди;
Тот страшно восстенал, на копья восхищенной,
И, сверженный во прах, дымясь, оцепенел…
О мужество славян! О витязей предел!