На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

Антианглийская направленность этого «Катехизиса» определяется не только тем, что Англия находилась в войне с Россией. Во всяком случае из самого текста этого не следует. Поводом, как видно из концовки, послужила массированная бомбардировка английским флотом Копенгагена 2–5 сентября, за два месяца до официального объявления войны[27], о чем прямо говорится в «Катехизисе». Образ Англии как самобытной, ни на кого не похожей державы, отличающейся «постоянством во всем» [Предтеченский, 1999а, с. 64], был очень популярен в России до Тильзитского мира. После подписания франко-русского союза официальная пропаганда вынуждена была поменять тон и в отношении Франции – с ругательного на хвалебный, и в отношении Англии – наоборот. Причем второе, видимо, соблюдалось строже, чем первое. Это видно на примере «Русского вестника», откуда цензурой была изъята статья княгини Е.Р. Дашковой, написанной в англофильском тоне [Булич, 1902, с. 211], в то время как антифранцузские выпады Глинки если и не поощрялись открыто, то практически не пресекались.

Впрочем, позиция патриота Глинки вполне понятна, он не мог позволить себе хвалу в адрес державы, с которой Россия находится в войне, но и при этом осуждение союзников и их культурного влияния на Россию также вполне отвечало патриотическим настроениям издателя «Русского вестника».

Почти всеобщее недовольство Тильзитским миром – «Глас народа – глас Божий», как писал по этому поводу Карамзин, высказывая «народное» сомнение в том, чтобы «советники Трона в делах внешней политики следовали правилам истинной, мудрой любви к отечеству и к доброму государю» – передавалось царю и заставляло его думать о новой войне с Наполеоном, тем более что Тильзитский мир не только не принес мира России, но и заставил ее «следовать их хищной системе» [Карамзин, 2002, с. 401–402].

Этой же точки зрения придерживался и Сперанский, который в предвоенные годы занимался, помимо прочего, и внешней разведкой. По его инициативе в Париж был отправлен К.В. Нессельроде под предлогом внешнего займа. Но при этом в тайне от русского посла во Франции Александра Куракина и министра иностранных дел Николая Петровича Румянцева должен был собирать сведения «к раскрытию заранее истинных намерений Франции» [Корф, 1861, с. 267]. На основе донесений Нессельроде Сперанский незадолго до своей отставки составил, вероятно, для Александра I записку «О вероятностях войны с Францией после Тильзитского мира». По мнению Сперанского, «вероятность новой войны между Россией и Францией возникла вместе с Тильзитским миром». Французские послы, начиная с Савари, «всегда здесь твердили, что мир сделан с императором, но не с Россией» [Сперанский, 2010, с. 403]. Для Франции Тильзитский мир – «мир вооруженный». Миролюбивым заявлениям Наполеона верить нельзя. Он создал герцогство Варшавское, наращивает военное присутствие в Пруссии и Германии, и это при том, что испанская война требует больших средств. Все это делает войну неизбежной. Вопрос только в том, должна ли Россия входить в коалиции или же «строго держать себя в настоящем положении», т. е. продолжать делать вид, что соблюдает условия Тильзитского мира. Первый вариант ускорит войну и не принесет никакой пользы России. Второй – способен отсрочить войну и дать возможность России подготовиться к ней. Сперанский советует царю придерживаться второго варианта: не давая Наполеону повода для нападения, готовиться к войне «расширением арсенала, запасов, денег, крепостей и воинских образований» [Там же, с. 410].

Записка Сперанского, как и записка Карамзина, не предназначалась для широкого распространения. Обе они были написаны исключительно для Александра I или, как в случае с Карамзиным, для его ближайшего окружения. Но если Карамзин стремился донести до правительства общественное мнение («глас народа»), то Сперанский пытался определять реальную политику.

Подлинно общественным выражением настроений широких кругов, помимо «Русского вестника», которым зачитывалась Москва, стал адмирал А.С. Шишков, развернувший бурную деятельность в Петербурге.

Тильзитский мир, заключенный в июле 1807 г., был воспринят Шишковым как национальное унижение: