На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

Имя Сперанского в «Главах о России» ни разу не упоминается, но вся записка Местра направлена против проводимых в то время в России реформ. Эти реформы (Местр прозрачно ассоциирует их с иллюминизмом) приближают Россию к революции. Понятию иллюминизма посвящена отдельная глава «De l’illuminisme», название которой на русский язык неточно переводится как «О Просвещении» [Местр, 2007, с. 79]. В русском языке того времени слово «иллюминат» часто выступало как синоним слова «заговорщик». Иллюминатом, например, называли Сперанского. Отмечая многозначность слова «иллюминат», Местр выделяет три основных значения. Первое – это «простое масонство (franc-maçonnerie simple). В этой организации Местр не видит ничего плохого [Maistre, 1884–1886, t. 8, p. 326]. Второе значение предполагает, что словом «иллюминат» называют мартинистов и пиетистов. Первых ошибочно считают последователями Сен-Мартена, в то время как «их название происходит от имени некоего Мартина Паскуалиса, жившего когда-то давно во Франции и умершего лет сорок, наверное, назад в Америке» [Ibid., p. 327]. Эти люди также, по мнению Местра, не внушают политической опасности [Ibid., p. 330]. Реальную угрозу для России представляют иллюминаты в третьем значении этого слова: «Истинный иллюминизм – это современная философия, привитая к протестантизму, а точнее к кальвинизму» [Ibid.]. Иными словами, под иллюминизмом Местр понимает философию французского Просвещения. Ее корни, как и Французской революции, он усматривает в протестантизме.

Выводы Местра полностью противоречат духу проводимых реформ: необходимо сохранить крепостное право, ограничить доступ в дворянство людям низших сословий, ограничить преподавание наук, гармонизировать отношения католической и православной церквей, препятствовать распространению протестантизма и т. д. Аргументы, высказываемые Местром против реформ Сперанского, вряд ли могли повлиять на отставку последнего[31]. Тем не менее они были важны для царя. Ему необходимо было убедить самого себя в том, что государственные преобразования, проводимые Сперанским, не являются жизненной необходимостью для страны. Местр доказывал, что Сперанский не предотвращает революцию в России, а, наоборот, приближает ее. Но не одни только парадоксы Местра увлекли царя. Ему, несомненно, понравился сам стиль изложения. В глазах не только царя, но и всего светского общества Местр выглядел хорошим оратором и страстным пропагандистом. Приближающаяся война, вне зависимости от того, будет она наступательной или оборонительной, ставила на повестку дня вопросы пропаганды. Разумеется, характер пропаганды должен был определяться характером войны. 22 января 1812 г. М.Б. Барклай де Толли подал царю записку по этому поводу. В ней говорилось, что в случае вторжения русских войск в Европу «следовало бы постараться завоевать доверие народов Германии как в политическом, так и в моральном отношении; нужно убедить их в том, что эта война ведется не с целью завоеваний, а что она необходима для спасения всей Европы». Для этого уже сейчас нужно «посылать эмиссаров, чтобы подготовить почву». Пропаганду следует вести не только среди немцев, но и среди «итальянцев, тирольцев, швейцарцев, венецианцев», и, конечно же, французов. Причем на территории Франции пропаганда должна быть рассчитана как на республиканцев («Не составило бы большого труда заставить и жителей самой Франции задуматься о том рабстве, в которое они попали, они, всего несколько лет тому назад бывшие свободными и независимыми республиканцами»), так и на монархистов («а еще ранее – подданными гуманных и пользовавшихся любовью своего народа королей»).

Что касается Польши, то на герцогство Варшавское пропагандистских усилий можно не тратить: «Достаточно будет нескольких успешных сражений, и вся Польша – в наших руках». Другое дело – польские земли, вошедшие в состав России. Но и здесь нужна не столько пропаганда, сколько дисциплинарные меры: