Уинетт закрыла дверь и несколько мгновений стояла неподвижно. Когда шаги по лестнице стихли, она подошла к столику, украшенному витиеватой резьбой, наполнила кубок светлым вином и опустилась на стул. Потягивая напиток, она перебирала в памяти события сегодняшнего дня, не позволяя себе пропустить даже того, что отзывалось жгучей болью.
Уинетт не знала, сколько просидела так, погруженная в свои мысли. Потом она поднялась и занялась вечерним туалетом. Похоже, изо дня в день здесь ничего не менялось. Дни казались безликими. Похожие, как близнецы, они сливались, и время становилось неощутимым. Пространство во дворце вызывало замешательство, разум был бессилен объяснить то, что сообщали чувства. Сколько раз она просыпалась в этой спальне, подходила к окну, чтобы увидеть, что Эйрик поджидает ее во дворе? Каждый раз он приветствовал ее, каждый раз был столик, накрытый к завтраку…
Так случилось и на это утро. Однако после обычного приветствия Эйрик с извинениями сообщил ей, что большую часть дня будет вынужден отсутствовать. Уинетт показалось, что это связано с Кедрином.
Итак, она оказалась предоставлена сама себе.
Сперва она решила осмотреть дворец и отыскать кого-нибудь из слуг. Ведь должен был кто-то готовить эти удивительные яства, менять постельное белье — словом, поддерживать порядок в этом удивительном дворце. После того, как Эйрик удалился, она довольно долго ждала у стола, но никто не появился. Наконец ее терпение иссякло, и она направилась к ближайшей двери.
Хотя дверь располагалась под балконом, Уинетт оказалась в залитой солнцем оранжерее. Мраморный пол, зеленый, как весенняя трава, пересекали канавки, наполненные жирной черной землей. Почти все растения цвели, и оранжерея казалась еще одним уголком сада. Стеклянный купол поддерживала неправдоподобно тонкая паутинка золотого переплета. Уинетт побродила немного среди растений, а когда вернулась во двор, обнаружила, что остатки завтрака исчезли. На столике одиноко возвышались кувшин с вином и кубок. Уинетт продолжила поиски. Вскоре она убедилась, что во дворце нет ничего похожего на кухню. И никаких признаков пребывания людей. Дворец казался необитаемым. Она напрасно переходила из комнаты в комнату. Среди всей этой умопомрачительной красоты не было ни одной живой души — только таинственный хозяин и она сама.
Тогда она решила отыскать Эйрика. Ей показалось, что он уединился в каморке с волшебным водоемом, но там никого не было. Можно было, конечно, поискать его где-нибудь еще. Но серебряная поверхность неудержимо влекла к себе. Уинетт вспомнила слова Эйрика: водоем запомнил ее и может отозваться. Она опустилась на колени, заглянула в полупрозрачную бездну и сосредоточилась на желании увидеть Кедрина.
То, что она увидела, заставило ее содрогнуться. Разум не хотел принимать этого.
Сделав над собой усилие, Уинетт заставила свою память обратиться к тому, что предстало ей сегодня в зеркале водоема.
Вода стала прозрачной, потом замерцала — так было и прежде. Казалось, в его глубине происходит тайное движение. Образы становились все более четкими и наконец сложились в ясную картину. Уинетт глядела, отказываясь верить, но не в силах отвести взгляд.
Вот Кедрин сидит, удобно устроившись в деревянном кресле с высокой спинкой, над головой поднимаются каменные своды. Уже почти стемнело, но в стрельчатом окне угадывается цепь отвесных скал. Уинетт показалось, что она узнает один из покоев Высокой Крепости. Значит, Кедрин добрался туда и готовится начать поиски. Рядом на столике кувшин с вином… Он подносит к губам кубок и делает глоток. Потом встает, ставит на стол кубок, улыбается такой знакомой улыбкой и приветствует кого-то. Должно быть, это Тепшен Лал или Браннок… И тут у Уинетт перехватило дыхание: в комнату вошла Эшривель, и Кедрин заключил ее в объятия. Уинетт невольно стиснула руку в кулак и прижала к губам. Она помнила, как вскрикнула: «Нет!» Эшривель запрокинула голову, золотые волосы рассыпались по плечам, а губы приоткрылись, готовые принять поцелуй Кедрина. Несколько мгновений показались Уинетт бесконечными. Сердце колотилось, словно пытаясь расколоть ребра. Она пыталась справиться с паникой, не в силах отвести глаз. Эшривель высвободилась из объятий Кедрина и, улыбаясь, направилась в спальню, молодой король последовал за ней, его руки распускали шнурки рубахи. Словно зачарованная, Уинетт смотрела, как они раздеваются. Вот Эшривель стоит перед ним обнаженная, ее глаза сияют торжеством, а Кедрин глядит на нее восхищенно и взволнованно. К горлу Уинетт подступила тошнота. Кедрин подошел к ее сестре, они упали на постель, их тела сплелись, губы слились в поцелуе. Наконец Кедрин опрокинул Эшривель на спину, ее ноги скрестились, обняв его стан. Уинетт зажмурилась, обезумев от боли.