На путях преисподней

Кедрин — Избранный. И благодаря силе, которую дарует талисман, он сможет сокрушить Ашара. Может быть, дело именно в этом? Может быть, Ашар надеется, что Кедрин придет сюда за ней? Может быть, это ловушка — мир, не связанный с остальными мирами, место, где время не имеет значения, а пространство не подчиняется никаким законам?

А может быть, Эйрик с его лестью, любезностью, учтивыми манерами надеется выманить у нее камень, который она носит? Чего он хочет? Не допустить, чтобы половинки талисмана соединились? Использовать силу, которая поддерживает ее сейчас, для каких-то неведомых целей? Если так — ему будет непросто добиться своего. К каким бы хитростям он ни прибегал, она не позволит лишить себя талисмана.

Уинетт сидела, погруженная в свои мысли, но полная решимости. Она не знала, каков будет следующий ход в этой странной игре, но вера ее была теперь неколебима. Никто больше не убедит ее, что Кедрин забыл о ней. Он будет искать ее, найдет, и она готова помочь ему.

Страх все еще не покидал ее. Но теперь Уинетт обрела спокойствие и могла совладать с паникой. Она разделась, натянула шелковую ночную рубашку, потом задула свечи, вошла в спальню и посмотрела в окно на темнеющий лес. Гроза приближалась. Воздух замер, напитанный теплой влагой. Казалось, ее можно попробовать на вкус, она прикасалась к коже, точно лапки невидимых насекомых. Ни луны, ни звезд — небо, набухшее дождем, опустилось совсем низко и давило всей своей тяжестью. Над лесом пронеслась белесая молния, выламываясь в странном танце, потом еще и еще. Молнии беззвучно сшивали небо и лес, взбаламученный порывами ветра. Сквозь удушливо-липкую теплоту воздуха Уинетт уловила запах горящего дерева, потом к нему примешался сладковатый, одуряющий до тошноты смрад паленого мяса. И тут в небе словно распахнулись шлюзы, и дождь хлынул сплошной стеной. За этой завесой ничего не было видно. Скрылись из виду лес и лужайки — все потонуло в непроницаемой серой мгле.

Гроза должна была освежить воздух, но ничего подобного не произошло. Вязкая духота только усилилась, в комнату снова пополз запах разложения. Уинетт захлопнула окно. Духота была предпочтительнее этой омерзительной вони, да и цветы могли немного освежить воздух… И тут Уинетт обнаружила, что цветы в хрустальных вазах поникли и увяли, а на опавших лепестках уже проступили пятна гнили.

Оставайся она в том состоянии, в каком поднялась в спальню, это вызвало бы еще большую подавленность. Серая пелена отгородила ее от всего мира, усиливая одиночество, безотрадная ночь не могла породить ничего, кроме отчаяния. Но талисман по-прежнему питал силы молодой королевы, и она не желала уступать унынию. Все это могло быть только уловкой, призванной сломить ее волю. Что ж, пусть старается! Уинетт собрала увядшие цветы, вынесла их в прихожую и швырнула в очаг. Кедрин ищет ее, напомнила она себе. Исполнившись решимости не поддаваться никаким запугиваниям, Уинетт отправилась в постель. Простыни, обычно хрустящие и прохладные, теперь напитались влагой и липли к коже, как погребальные пелены. Уинетт отбросила их, сжала талисман в руках и попыталась уснуть.

Когда ее веки наконец смежила дремота, пестрый рой образов, порожденных дневными страхами, обрушился на нее. Она видела Кедрина, ласкающего Эшривель, потом он превратился в Хаттима Сетийяна и сговаривался с ее сестрой погубить Дарра. Вот Эйрик указывает на водоем со словами: «Он говорит только правду!». Посланец раскрывает ей объятия и зовет: «Иди ко мне». Тварь поднимается из вод Идре… Орда штурмует Высокую Крепость… Потом Уинетт оказалась в Нижних пределах, на берегу туманного озера. Неясные образы выступали из серой мглы и манили ее, звали присоединиться к ним…

Уинетт проснулась в холодном поту, вся дрожа. Только что она боролась с кем-то: он схватил ее и пытался утащить в бездну. Открыв глаза, она увидела, что ее ноги запутались в сбитой простыне. Спихнув ее на пол, Уинетт поднялась и сбросила пропитавшуюся потом сорочку. Это просто сны, сказала она себе. Во рту ощущался кислый привкус. Опустившись на колени, Уинетт произнесла молитву. Это вернуло ей спокойствие и разогнало остатки недавнего ужаса.

За окном нудно барабанил дождь, стекло запотело и стало матовым и серым. Уинетт подошла к окну. Туман не позволял определить расстояние, и мир казался плоским. Она прошла в альков, приняла ванну и направилась к стенным шкафам. Цветы в очаге засохли, точно их коснулось дыхание зимы, но Уинетт не придала этому значения. Самое скромное из всех платьев, что висели в шкафу, было рыжевато-бордовым, с длинными рукавами и высокой горловиной. Надев его, она занялась прической, обдумывая, как дальше вести себя с Эйриком.