Она лежала на широкой кровати из дерева светло-медовой древесины. Белье сияло ослепительной чистотой. Спальня была великолепно проветрена, стены и потолок соперничали белизной со свежевыпавшим снегом, не испорченные ни одной трещинкой, ни одним пятном. Из высокого окна лился яркий солнечный свет. Белоснежный камень, покрывавший пол, напоминал мрамор и переливался жемчужными оттенками, а лучи солнца заставляли его искриться золотом, подобно речной глади в разгар лета. Справа и слева от кровати красовались хрупкие столики из того же светлого дерева, на каждом — алебастровая ваза, полная цветов, которые и наполняли спальню благоуханием. В первый момент Уинетт показалось, что двери нет вообще. И лишь затем, приглядевшись внимательно, она обнаружила очертания проема. Дверь была подогнана так искусно, что почти сливалась с ослепительной белизной стены. Ни ручки, ни кольца на ней не было.
Озадаченная, Уинетт откинулась на подушки, пытаясь привести мысли в порядок. Страх окончательно разжал когти, мучительные видения исчезли: она была слишком занята тем, что происходило наяву — если это вообще было явью. Снова сжав в кулаке талисман, молодая женщина почувствовала, как его грани вдавились ей в ладонь. Ну что же… живая или мертвая, она все-таки сохранила возможность ощущать. Уинетт спустила ноги на пол и ощутила легкое удивление: каменные плиты не были холодными. Напротив, их приятное тепло ласкало ее босые ступни. Плотно закутавшись в покрывало, Уинетт подошла к окну.
Стекол такой чистоты Уинетт не видела никогда в жизни, даже в Андуреле. Рама без переплета — судя по всему, деревянная — сливалась с белоснежной стеной. Задвижки не было, но Уинетт, увидев петли, толкнула раму, и окно плавно распахнулось. Теплый ветерок, казалось, давно дожидавшийся, когда его впустят, ласково коснулся ее лица. Аромат яблок и свежескошенной травы освежал, точно родниковая вода, и веселил, как прохладное вино. Последние капельки пота испарились с ее лба. Облокотившись на подоконник, Уинетт высунулась наружу, чтобы рассмотреть, что происходит внизу.
Какая мирная картина предстала ей! Окно располагалось высоко над землей. Снаружи стены были такими же гладкими и чистыми. Лужайку под окном пересекал искрящийся ручеек. Яркие краски радовали глаз. Среди молодой травы пестрели цветочные клумбы, разбросанные в очаровательном беспорядке, крохотные птички с разноцветным оперением носились над землей. Деревья склоняли над ручьем узловатые ветви, им навстречу тянулись тростники, словно пытаясь вонзить в их густую листву свои узкие листья. За ручьем деревья росли гуще, но среди них оставалось место приятно затененным дорожкам. С высоты Уинетт могла разглядеть множество прелестных полянок, тут и там светлеющих в роще: от сияния солнечных пятен листва казалась темнее. В полупрозрачной голубизне неба неспешно плыли невесомые завитки перистых облаков, а огромный диск солнца горел так ярко, что отливал серебром.
Высунувшись подальше, Уинетт поглядела направо и налево. Судя по всему, лужайки и рощицы окружали здание со всех сторон. И нигде даже намека на рвы, стены и прочие оборонительные сооружения.
Оставив окно открытым — уж больно хорош был ветерок, — она снова оглядела спальню. Кровать в центре и два столика — вот и вся обстановка. Молодая женщина внимательно осмотрела стены, ожидая найти створки стенных шкафов, но ничего не обнаружила. Тогда она подошла к двери, коснулась ее, и дверь распахнулась с той же легкостью, с какой открывалось окно.