На рандеву с тенью

Швед поднял лампу, молча указал куда-то наверх. Они увидели на высоте двух человеческих ростов грубо высеченный в известняке крест. Чуть дальше на стене был еще один.

— Тут они везде, — сказал Швед тихо. — Обереги. Кто здесь камень добывал, так хотел себя от Нее обезопасить.

— От кого? — тревожно спросил Островских. — О ком ты говоришь, Павел?

Швед, не отвечая, пошел вперед, махнув им — идите следом, только не поскользнитесь.

Ноги их и правда то увязали по щиколотку в жидкой грязи, то разъезжались, как на льду. Никита то и дело спотыкался, терял равновесие, чертыхался. Идти было не так уж и далеко, но из-за размытого грунта времени на это ушло немало. Колосов глянул на часы: полвторого, там, наверху, уже у входов вовсю пылали костры. Но дыма пока еще они не чувствовали.

Однако с некоторых пор Колосову начал мерещиться какой-то сладковатый тошнотворный запах...

— Ничего не чувствуешь? — спросил он Лизунова.

— У меня нос заложен, а что?

— Да вроде падалью несет.

— Верно. — Подошедшая к ним Гордеева принюхалась. — Наверное, какое-нибудь павшее животное, но это не здесь, это где-то ближе к входу.

Кресты на стенах начали попадаться все чаще — выбитые в известняке, нарисованные копотью. Они окружали их со всех сторон, словно действительно ограждали от чего-то, способного наброситься из темноты.

Колосов увидел бледное лицо Островских. Он смотрел на кресты, губы его шевелились.

— Вам плохо, Олег Георгич?

— Ничего, сердце жмет маленько. О чем это Паша говорил, я не понял? От кого эти обереги?

— Да сказки все это про какое-то луноликое привидение.

— Ах это, — Островских поморщился. — Да, слышал, мне жена рассказывала, еще в детстве ее этим подземельем дед пугал. Я думал, это все небылицы. А тут и правда кресты кругом.

— Мы почти пришли. — Швед остановился. — Вон вход в грот. — Сам он, однако, не сделал и шага вперед.

Все, кроме него, начали протискиваться в тесную щель, пробитую в известняковой породе, светя фонарями.

Открывшийся грот был небольшим Возле дальней от входа стены из земли торчало два камня. Один высокий, почти в человеческий рост, отдаленно по очертаниям напоминал женскую фигуру — широкобедрую, приземистую. Второй камень, более плоский, лежал у его подножия.

Гордеева подошла к камням, потрогала их.

— А говорили, на камне круг краской намалеван, а тут никакой краски нет. — Она водила фонарем, шаря по стенам и потолку. — Правда, это немного напоминает жертвенник, но...

Ее фонарь неожиданно погас. Словно его задули.

— Возьми мой, — Лизунов сунулся внутрь грота, — Алина, а я свечку зажгу.

— Подождите. — Гордеева стояла у камня, напряженно вглядываясь в темноту. — Уберите свет совсем. Теперь видите? Что это такое?

В темноте от глиняного пола и стен исходило слабое зеленоватое свечение.

— Что это? — прошептал Островских.

— Трупы, — они услыхали за спиной голос Шведа. В камеру Царицы он так и не вошел, стоял на пороге, где на потолке были выбиты кресты. — Говорят, что тех, кто погибал на разработках, закапывали прямо здесь, в штольнях, и еще говорят...

— Что еще? Что? — Островских озирался по сторонам.

— Говорят, это души тех, кого забрала Луноликая. Кого она не отпустила из-под земли. Это ее свита.

— Дурдом. — Лизунов присел, коснулся пола, посмотрел на ладонь. — Ну, полный дурдом. Фосфор это, что ли, Алина, как думаешь?

Гордеева не успела ответить — они почувствовали запах дыма. Еще слабый, но уже ощутимый.

— Пошли дальше быстрее, — скомандовал Швед.

И они начали протискиваться поочередно назад из грота в штольню.

Запах дыма становился все сильнее. Однако на какое-то мгновение Колосову вновь почудилось, что сквозь гарь он слышит и другой запах — тлена, гниющей плоти. Но дым уже перебивал все. Островских надсадно закашлялся.

Вдруг они услышали шорох осыпающейся глины — он донесся из левого бокового коридора. Хлюпанье грязи, кашель, шаги...

— Кто здесь? — крикнул Швед. — Кто?!

Желтые пятна света от их ламп заметались по потолку и стенам штольни. Снова донесся шорох. И все стихло. Стояла мертвая тишина. Но у Колосова появилось ощущение, что в темноте кто-то напряженно следит за ними. Вдруг послышалось какое-то хриплое хрюканье, бормотанье и...

— Да вот же оно, смотрите! — испуганно крикнула Гордеева.

Пятно от ее фонаря метнулось влево, и вдруг оттуда из темноты раздался визгливый вопль, и увесистый камень с размаха ударился об стену в нескольких сантиметрах от головы Островских.

От неожиданности они все опешили. А затем Колосов бросился в темный коридор. Кроме явственно ощущавшейся гари, чувствовалось и еще какое-то зловоние. При свете фонаря Никита успел заметить чью-то тень. Кто-то юркнул в боковой ход, видимо отлично ориентируясь в лабиринте этих подземных коридоров.

— Пусти меня вперед! — крикнул за его спиной Швед. — Тут заблудиться в два счета можно!

Колосов пропустил его, но тут из темноты вылетел новый камень и ударил Шведа по ноге. Тот охнул, выругался и захромал.

— Где оно? Вы его видите? — сзади кричала Гордеева. Бежать она не могла. На нее, жадно хватая воздух посинелыми губами, опирался Олег Островских — сердце все же подвело.