…Сделать всю партию перед XXIII съездом КПСС успели с огромным трудом. «Светлана» поставки провалила с громким треском, свой план им показался важнее. По слухам, репрессии по заводу прокатились небывалые, на пенсию и прочие «непопулярные» должности «ушли» десятка два руководителей[228]. Нам от этого было не легче — спас только авдеевский задел, без него съезд наших изделий не увидел бы. Все равно последнюю сотню часов собирали всем НИИ ночью. И еще целую кучу непрерывно делали следующие несколько недель, уже на дополнительные подарки особо знатным гостям. Уж очень часики пришлись по вкусу делегатам. За одними только вакуумными экранами Анатолий летал в Минск раз пять. Сколько я прыгал вокруг «Пульсара», даже описать сложно, спасло только то, что они в ходе непрерывного четырехсменного допиливания технологии добавили «в годные» еще пару-тройку процентов изделий.
В ходе «часовой гонки» я забросил не только личную жизнь, но и подвижки по другим направлениям. А их случилось не так уж мало.
Для начала, Антонина Валерьевна Семичастная в стороне от моей деятельности не осталась. Более чем скромные продажи альбома Ванессы Мэй (под именем Валерии Петровой) ее не остановили, скорее раззадорили. После четырех лет обучения в консерватории супруга Председателя КГБ не сомневалась в высоком качестве музыки. Ее возможностей с лихвой хватило для аккуратной организации продажи прав на издание пластинки CBS France[229].
Филиал крупнейшей американской компании переживал далеко не лучшие времена. Американские мелодии в Европе «не шли», студия ютилась в Париже, на частной квартире в шестнадцатом округе, в доме № 3 по улице Фрейсине. Но более солидные компании США принципиально не хотели иметь дело с Советским Союзом, и сделка все же состоялась при активном участии нового директора CBS France Жака Суппле[230]. Денег это принесло СССР до смешного мало, кажется, что-то около тридцати тысяч долларов в пересчете с франков.
Учли и тактические ошибки. Советский старт проводили «по хронологии», начали с альбома «Violin». Для две тысячи десятого года это была чуть обновленная классика, но специалисты тысяча девятьсот шестьдесят пятого после прослушивания впадали в экстаз. Продажам это, впрочем, не помогло ни капли. Поэтому за границу пошло самое лучшее, а именно, половина альбома «Storm». Имя исполнителя разглашению не подлежало, выбор сценического псевдонима отдавался на усмотрение издателя. Через пару месяцев тиражом в тысячу штук была выпущена скромная «сорокопятка»[231] на две композиции, подписанная как Simona Smith.
Особо удачно сложилась судьба «I Feel Love»[232], мелодия практически мгновенно стала известна в Европе и США. К концу января она прыгнула на первое место в UK Singles Chart[233], на шестое в Dillboard Hot 100, девятое в Hot Soul Chart. Музыка Симоны Смит не выходила из эфира радиостанций, продажи пластинок стремительно пошли в гору. Фанаты атаковали магазины. Компания CBS аккуратно зондировала почву на предмет следующих хитов, и торг уже перевалил за сотню килобаксов[234]. По меркам шестьдесят шестого года сумма совсем немалая. Об этих событиях нам с Катей рассказала воодушевленная Антонина Валерьевна в тихом московском ресторанчике «для совсем своих» за скромной бутылочкой трехлетнего армянского «Геташена».
Сначала я чувствовал раскаяние: обманул ведь и украл чужие произведения. Но… Как можно обокрасть еще не родившийся талант?! Это же бред! Произведения Ванессы Мэй, если, конечно, она вообще появится на свет, в этом мире будут ничуть не менее знамениты и талантливы. Вернее, они будут еще лучше, чем в моей истории! Любой творец стоит на плечах предшественников, и чем выше они установят планку, тем большего достигнет последователь. Музыка и проза не прыжки в длину, эффекта Боба Бимона тут быть не может[235].
Единственное, что несколько смазывало эффект, так это отсутствие автора. Кто-то в CBS проговорился, пошли слухи вроде того, что скрипачка Валерия Петрова заключена в ГУЛАГ и пасет на Колыме пингвинов, а все гонорары присваивает себе ЦК КПСС. В Лондоне даже появился какой-то фонд, успешно собирающий средства на вызволение звезды из застенков КГБ. Зато «Мелодии» пришлось выпускать дополнительный тираж Violin какого-то необыкновенного объема, и в кои-то веки контрабанда «пластов» пошла через границу в обратную сторону.
Через месяц история начала принимать неприятный оборот. Советские функционеры зашевелились и начали спрашивать: кто же так изящно протолкнул неоднозначную музыку? После того, как коробки самописных магнитофонных лент начали массово украшаться надписями «Свободу Валерии», чета Семичастных поняла — надо срочно что-то делать. Речь уже шла о натуральном «спасении задниц», а не о благих намерениях дополнительно заработать для СССР.
Посвящать в детали кого-то постороннего не хотелось, и от меня, как крайнего, понадобился весь возможный креатив. Пришлось думать.