У человека нет крыльев. Поэтому он не умеет летать.Человек должен летать. Поэтому ему нужны крылья.Вадим когда-то парил. Он жил под другим именем и лишь изредка оглядывался на бренную землю, пока однажды… Воскреснув, он забыл, как когда-то летал. Запретил себе вспоминать, сожалеть, чувствовать. У него только сестра и друг, который ближе брата. Инна сама перечеркнула свою жизнь. Сбежала из-под венца. Бегство в никуда. У нее есть только Вадим.Эти двое. Что скрывает одинокий красавец? Кого так боится Инна? Брак во спасение? Афера! И не много ли тайн? Но главное, смогут ли они взлететь?Смогут, если окажутся на расстоянии дыхания.
Романы18+Чертовски хотелось спать. Ночка выдалась еще та! Будь неладен этот Гришка Скоморошкин! Это только он мог позвонить в полночь и заявить, что без помощи Вадима никак, совсем никак не обойтись. То есть, если он, Вадим, не приедет в клуб через двадцать минут, то Григорию, человеку исключительно творческому, не останется другого выхода, как наложить на себя руки, потому что через два часа начнется его зажигательного шоу! И вы, смертные, если не хотите, чтобы жизнь была прожита зря, должны явиться на это феерическое представление! Вадиму совсем не хотелось ни ехать, ни идти, (хотя до клуба десять минут неспешным шагом) и полночи выслушивать Гришкины вопли: сначала отчаянные, потом восторженные. Стилист, стоя у окна на кухне, так и представлял себе физиономию продвинутого арт-директора. Тот всё еще завывал в телефоне, и Вадим сдался: Григорий назвал сумму, которую готов заплатить стилисту, если тот через полчаса приведет в порядок «этих кудлатых пуделих», то бишь танцовщиц.
– Ладно, – смилостивился парикмахер.
Арт-директор хихикнул в трубку:
– Эх, Вадик, погубит тебя жажда наживы. Нет бы сказать: «не корысти ради, а токмо по»…
– Мне тебя дальше слушать или, может, уже собираться? – перебил Вадим.
– Жду, – буркнул обиженный Гришка и отключился.
Феерическое шоу началось в два ночи и закончилось в четыре утра. Вадим сначала делал начесы и локоны, а после того, как уставшие, взмыленные девицы ввались со сцены в тесную гримерку, возвращал первоначальный облик. Кисти рук перестал чувствовать где-то в половине пятого, поэтому, когда в шесть утра приехал укладывать волосы невесте, старательно улыбался, абстрагируясь от тупой боли. И впервые в жизни отказался за отдельную плату сделать прически матери и сестре новобрачной. Его утешала мысль, что он и так уже неплохо заработал этой ночью: Гришкины деньги приятно грели карман. Под восторженные ахи и охи он уложил свои принадлежности и отбыл, наконец-то, домой.
Он ехал медленно и периодически потирал ноющую шею, зевал от души и был не особо внимателен. А к чему осторожность? Скорость где-то километров сорок, максимум пятьдесят; раннее утро субботнего дня. Вадим нарочно свернул с Лиговского проспекта. Здесь, на узеньких улочках старинного города, лишь изредка попадались прохожие. Сам стилист жил в центре Санкт-Петербурга, и окна квартиры смотрели на вечно бурлящий Невский проспект и величественный Казанский собор, но ездить любил именно по таким вот тихим переулкам и улочкам. Так что парень зевал до слез и по сторонам не смотрел. Все мысли были о горячем душе и еще более горячем чае, как вдруг… Откуда-то сбоку мелькнуло что-то белое, воздушное, вроде облака, и выпрыгнуло перед машиной. Как ни мала была скорость, и педаль тормоза на автоматизме вдавлена в пол, а всё же Вадим почувствовал легкий толчок. «Облако» устояло на ногах, а потом бросилось к задней двери автомобиля. Рванув ее на себя, «оно» нырнуло в салон и заорало прямо в ухо Вадиму:
– Гони! Гони! Что встал?
Стилист оторопел, но голос, командный и властный, словно отключил все программы мозга, кроме одной: беспрекословно подчиняться! Парень вжал педаль газа в пол, и старенький «Опель», неприлично взвизгнув, рванул вперед. Перед ним мелькали какие-то дворы, арки, и стилист ничего не узнавал. Сзади тяжело дышали, и краем глаза он видел побелевшие от напряжения пальцы, вцепившиеся в его сидение, и рисунок на ухоженных ногтях был затейливым и в то же время очень скромным, элегантным. Именно эти ногти и вернули парня на землю. В голове что-то щелкнуло, машина опять нырнула в какую-то подворотню, и парень прыгнул на тормоз. «Облако» нырнуло вперед, заваливаясь между сиденьями. Вадим рывком обернулся и, уткнувшись лицом в какую-то воздушную паутину, отпрянул назад.
– Какого хрена? – вырвалось у него, глядя на возню «облака».
– Совсем уже! А если бы я ключицу сломала? – взревела в свою очередь пассажирка. Вадим не видел ни лица, ни фигуры, но всё же понимал, что «облако» женского пола.
– А какого дьявола вы кидаетесь под машину, во-первых! – кипя от злости, взревел парень. – Во-вторых, вы, барышня, часом, не ошиблись. Это не фильм «Сбежавшая невеста»!
Паутина, а по сути фата, наконец-то, была благополучно откинута на спину, и пассажирка села. И не просто села, она, что-то бормоча, ткнулась носом в лицо Вадиму, тот не успел отпрянуть. Прищурив глаза, девушка изучала его серое от усталости и хронического недосыпа лицо. Она даже придвинулась к нему ближе, так, что парень чувствовал ее дыхание на своей щеке. Он попытался отодвинуться, но тут девушка выпрямилась и не то спросила, не то подытожила:
– Вы не Миша.
Вадим опешил. Он устал, чертовски устал! Иногда эта усталость чувствовалась мешком, давящим на него. Вадим смотрел на свою пассажирку, и злость, как волна, поднималась в нем, готовая смести всё на своем пути.
– Я не Миша! И даже не Ваня, и не Вася!