На ратных дорогах

Получив новый приказ, мы с Буинцевым до полудня «висели на телефоне», уточняя сроки выступления частей, С помощью обкома партии удалось разыскать нескольких человек, побывавших на Марухском перевале. От них узнали, что дороги туда нет и идти придется от пяти до семи дней. Во всяком случае, так ходили альпинисты. Правда, нашелся житель Сухуми, работавший в Спецторге НКВД, который верхом однажды добрался до перевала за три дня. Этого «рекордсмена» мы взяли в проводники.

Закончив в Сухуми дела, «горный штаб», как мы себя назвали, выехал в селение Захарове — сборный пункт перед выступлением. Там уже собралось несколько батальонов. Управления 808-го полка все еще нет. Продовольствие и сухари тоже не завезены. Итоги малоутешительные. Но выступать надо в любых условиях.

К вечеру прибыл майор Телия, доложил, что полк «успешно сосредоточивается».

— А сухари, вьюки, средства связи, боеприпасы?

— К утру все будет! — уверенно ответил командир полка.

Утром доставили минометы, питание для рации, небольшую партию ишаков под вьюки и всего лишь двухдневный запас сухарей. Из шанцевого инструмента — только саперные лопатки. — Больших топоров, кирко-мотыг и поперечных пил нет, а все это в горах крайне необходимо. Позвонил в Сухуми и получил заверение, что сухари сбросят с самолета, а все остальное вышлют следом за нами.

В 9 утра отряд построился. Вместе с комиссаром обошли людей, проверили готовность красноармейцев и офицеров, затем я счел нужным, хотя бы коротко, поделиться с ними собственным опытом.

— Когда поднимаешься в гору, иди спокойным, ровным шагом. Помогай товарищу, если он нуждается, и тебе в трудную минуту помогут. На крутом подъеме или спуске помоги лошади, ишаку. Бить животное и чрезмерно понукать нельзя. Экономь сухари и хлеб. Не пей много воды, она только отягощает. На привале ложись и держи ноги повыше, так лучше отдыхать. Винтовку, автомат береги от повреждения.

Комиссар Буинцев произнес пятиминутную зажигательную речь. Я видел по лицам солдат, что его слова дошли до сердец.

И вот мы тронулись. По железнодорожному мосту перешли реку Амткиали, стали подниматься на заросший могучим лесом крутой подъем. Идти скользко, трудно. Я думал, что через полкилометра — километр подъем закончится и перейдет в ровное плато, но ошибся.

Только к вечеру кончился лес, а с ним и крутой подъем. Дальше наш путь поворачивал влево и шел по более пологому гребню.

Здесь остановились на ночлег. Для первого дня прошли довольно.

Прогноз погоды, сделанный Буинцевым, не оправдался. Дождь давно кончился, и ветер успел высушить почву. Люди подходили, располагались вдоль гребня прямо на земле. Более выносливые спустились в лес собирать дрова. Скоро тут и там запылали маленькие костры. Нашли родник, набрали воды, вскипятили чай. Закусили и улеглись спать. Усталость взяла свое: уснули быстро.

Встали с рассветом.

Сразу выступили, вытянувшись лентой по гребню. Верховые лошади идут за нами, прядая ушами, мотая головами. Садиться на них не стали, после ночного отдыха хотелось пройтись. А когда утомились и решили сесть на лошадей, то проехали лишь сотню шагов. Пришлось снова сойти. Тропа вывела нас к узкому карнизу. Справа — крутой и глубокий обрыв. Оступись лошадь — и полетишь вместе с нею в пропасть. Пешком вернее, да и голова не так кружится.

Иногда мы осторожно заглядывали вниз, стараясь определить глубину обрыва. Один утверждал: «наверняка километр». Другой возражал: «метров пятьсот».

Видимость была прекрасной и позволяла нам любоваться суровой и величественной красотой гор. Далеко впереди на фоне лазурного неба вырисовывалась исполинская цепь Главного Кавказского хребта. Ближе, освещенные яркими лучами солнца, ослепительно сияли снежные шапки двух рядом расположенных гребней. А еще ближе, справа и слева от нас, зеленели сравнительно невысокие вершины. За поворотом неожиданно, словно дивный мираж, показалась синяя полоса моря и так же скоро исчезла.

Тропа вышла к глубокой долине реки Лахты. Мы уже двигались около шести часов, и я собирался объявить привал перед спуском. Комиссар, показав на зеленую лужайку в долине, предложил:

— Давайте пройдем туда. На травке отдохнуть гораздо приятней, чем среди этих камней. Да и лошади подкрепятся.

— Далеко до этой полянки, — возразил я.

— Какое там далеко, — удивился Буинцев. — Не больше трех километров. За час будем там.

— Ошибаешься, Ларион Иванович, так близко кажется по прямой, а нам надо петлять по склонам. Не дойдем и за два часа.

Ошиблись мы оба. Спуск оказался более крутым и трудным, чем вчерашний подъем. Особенно досталось животным. У лошадей скользили копыта, от напряжения дрожали мышцы. Пришлось к каждой приставить по четыре солдата. Один вел лошадь под уздцы, двое шли сзади, держа в руках прикрепленные к шлее веревки, а четвертый поддерживал вьюк, не давая ему свернуться.

Все же одна молодая, горячая лошадка сделала излишне резкое движение, сорвалась и покатилась, унеся с собой два ящика с питанием для рации.