На ратных дорогах

Положение осложнялось еще и тем, что связь с левым соседом — 4-й танковой армией — нарушилась. Ее соединения, окружив группировку противника, естественнно, замедлили наступление, несколько отстали. Наш левый фланг оказался открытым.

Как мы и ожидали, на другой день сопротивление противника стало возрастать. Каждый населенный пункт, каждый удобный для обороны рубеж приходилось брать с боем.

Нам не вернули 23-ю дивизию, а дали другую, 206-ю, которая вышла на левый фланг корпуса. Поскольку наступление 218-й и 337-й дивизий в целом развивалось успешно и обстановка здесь не внушала опасений, я выехал в новую дивизию.

Ее штаб располагался в большом лесу восточнее деревни Артемовка. Дивизия была боевой, полнокровной, и у меня сразу появилась уверенность в прочности фланга.

С командиром дивизии поднялись на его наблюдательный пункт, оборудованный на дереве. Отсюда в бинокль хорошо просматривается впереди лежащая местность. Вижу разрывы снарядов, мин, но передвижение наступающих обнаружить не удается. Спрашиваю:

— Почему ваши не наступают?

— Огневое сопротивление большое, а танковый батальон, поддерживающий нас, действует крайне неуверенно.

Действительно, я увидел три наших танка, медленно взбиравшихся на возвышенность перед занятой врагом деревней. Головной поднялся на высотку, почему-то остановился и почти тут же окутался клубами черного дыма.

Второй танк свернул вправо, начал так же медленно, временами останавливаясь, огибать возвышенность. Но лишь только он вышел из-за укрытия, в него тоже угодил снаряд.

Я приказал остановить танки и вызвать командира батальона.

— Разве танкисты так действуют? — спросил у него, когда он явился. — Ведь вы лишаете ваши машины главного — маневренности и ударной силы.

— Мы не знаем противника, — ответил командир, — Потому водители и действуют неуверенно.

Из дальнейшего разговора я понял, что командир дивизии в дела танкового батальона не вмешивается, а комбат не посчитал удобным расспрашивать его об обстановке.

— Вышлите с разведчиками дивизии своих людей, — приказал я танкисту. — Пусть ознакомятся с местностью, засекут батареи врага. Сделайте заявку дивизионной артиллерии на подавление мешающих вам противотанковых средств.

А когда командир батальона ушел, пришлось круто поговорить с командиром дивизии:

— Если вам приданы танки, вы должны распоряжаться ими и заботиться о них…

* * *

Вспоминая сейчас те далекие события, я прямо удивляюсь, до чего мы были беспечны. Скорее всего, это происходило от успехов, которые некоторым начали кружить голову. 22 апреля противник, хотя и не сильно, но наказал нас за это.

В оперативную группу штаба корпуса входили полковник Козлов, полковник Дзевульский, начальник оперативного отдела подполковник Борисенко, офицер при радиостанции старший лейтенант Краснокутский, мой адъютант и отделение бойцов. Расположились мы в деревне Лосевка, недалеко от Олешни, за которую шел бой. Утром, занимаясь делами, я случайно посмотрел в окно. Внимание привлек солдат с телефонной сумкой за спиной. Он как раз остановился против занятой нами хаты и несколько раз оглянулся на наше окно.

— Ну-ка, узнайте, чем он занимается, — попросил я старшего лейтенанта Краснокутского.

Возвратившись, Краснокутский доложил, что это телефонист, ищет обрыв линии связи. Старший лейтенант удовлетворился ответом, не задумавшись над тем, откуда здесь взялась телефонная линия.

Все же нашелся бдительный солдат, заподозривший неладное и задержавший «связиста». В телефонной сумке у того обнаружили портативную рацию. Потом выяснилось, что это шпион. При отступлении немцы оставили его, переодетого в нашу форму, в одной из деревень. Два дня он бродил по ближним тылам армии, передавал в Ахтырку координаты важных целей. Возможно, успел сообщить и о нашей оперативной группе. Во всяком случае, авиация противника подвергла Лосевку жестокой бомбардировке.

А тут еще начальник штаба Чичин проявил ненужную поспешность и примчался к нам.

Только я освободился и собрался выехать в дивизию, как во двор въехала штабная рация. За ней легковая машина. Чичин выскакивает из нее и шагает навстречу мне улыбающийся.

— Решил, товарищ генерал, придвинуться к вам. Хочу тоже быть поближе к частям.

— Ну ладно, пойдем покажу тебе части. — И веду его на дорогу.

— Видишь за Олешней холмы с лесом?

— Вижу.

— Так вот, там противник. Он твои машины тоже хорошо видел. Пока еще спокойно, жми скорее назад и рацию уводи.

Лицо у Чичина растерянное:

— Слушаюсь!..

В это время подошла машина неизвестного мне генерала, и я вынужден был заняться с ним.

— Генерал-майор Варенников, представитель Ставки, — представился вновь прибывший.

До этого я слышал, что Варенников был начальником штаба Донского, затем Воронежского фронтов. Мы сели за стол. Генерал развернул карту и по ходу моего доклада наносил на нее положение частей. В окно постучали:

— Воздух!

Тут же послышался свист падающей бомбы и сильный взрыв. Из рамы посыпались стекла. Только подбежал к двери, как громыхнуло сразу несколько взрывов. Дверь в сенях сорвало с петель и отшвырнуло к стене. Хата зашаталась.