На равнинах Авраама

Весной 1753 года, когда Джимсу минуло семнадцать лет, жители Колонии и Новой Франции уже не сомневались в неизбежности близкой войны. Хотя официально Англия и Франция поддерживали мирные отношения, в Америке силы обеих стран находились на грани открытого столкновения и подстрекали индейцев к жестокостям и зверствам. Селорон получил приказ атаковать англичан в Рикавилани в ответ на их действия в Детройте. Маркиз Дюкен, новый» губернатор Квебека, провел смотр регулярных войск и ополчения Новой Франции и направил полторы тысячи канадцев и французских колонистов выдворить англичан с верховьев Огайо. По всей незащищенной границе индейцы совершали убийства и поджоги. Обе стороны тратили огромные суммы на человеческие волосы, и сотни белых занялись прибыльным ремеслом охотников за скальпами22. Почти у самых дверей Джимса полным ходом шла подготовка к войне, потому что каждый крупный землевладелец на берегах Ришелье обучал своих вассалов-фермеров. Когда ветер дул с реки, до 'Булэнов доносилась приглушенная стрельба из мушкетов, в которой два раза в неделю упражнялись хозяин Тонтер-Манор и его фермеры. Не будучи связан по закону вассальными обязательствами с поместьем, Анри не посещал эти учения. Не ходил на них и Джимс. Тем не менее Тонтер часто наведывался в их дом, особенно когда там бывал Хепсиба. Настроение у барона было лучше, чем обычно, и причина тому, как он признался, заключалась в Туанетте. На поверку в ней оказалось гораздо больше от него, чем от матери, и он благодарил Бога за такое благодеяние. Туанетту тянуло домой. В ее письмах звучала тоска по Ришелье, по дому, и она твердо заявила, что через двенадцать месяцев, после окончания школы, желает вернуться домой, а не оставаться в Квебеке. Этого было достаточно, чтобы осчастливить Тонтера, и он смеялся над мыслью, будто на берегах Ришелье женщинам может грозить опасность. Разумеется, в укрепленных местах. Когда начнется война, ни англичане, ни их дикие союзники не подойдут ближе южного берега озера Шамплен; да и оттуда их скорехонько прогонят, так же как с озера Георга. Но в таком уединенном месте, как ферма Булэнов, приходится всерьез опасаться охотников за скальпами, и Тонтер не уставал уговаривать Анри и Катерину поселиться в безопасности на территории поместья.

Барон предложил Анри и Джимсу приходить на его учения; их отказ нисколько не отразился на его дружеском расположении к ним. Он прекрасно понимал, как тяжело было бы Анри готовиться к войне против соотечественников жены, и его тайное восхищение Катериной только росло при виде ее мужества на пороге катастрофы и веры в благоразумие обоих народов. Тонтер радовался, что его уверенность служит ей утешением, и готовность, с какой она прислушивалась к суждениям старого солдата, воодушевляла его преступить ту грань, которую Хепсиба считал пределом разумного. Барон не догадывался о буре, бушевавшей в сердце Джимса, как не догадывались о ней и родители юноши. Только Хепсиба знал о ней, знал во всех подробностях.

Ранней осенью торговец взял племянника с собой в путешествие к английскому форту на озере Георга, а оттуда в Нью-Йорк. Возвратились они в ноябре и обнаружили в Катерине некоторую перемену. Она не утратила ни своей уверенности в будущем, ни удовольствия от созерцания рая, который помогала создавать, но в жизни ее появилось нечто такое, что она принимала смело, мужественно и даже с гордостью. Однажды вечером Катерина заговорила о военных приготовлениях на Ришелье. Она сказала, что многие юноши, живущие на реке, тренируются наравне со старшими и не пристало Джимсу держаться от них в стороне. Если убийство — жестокость и не заслуживает прощения, то защита своего дома и своих близких — долг, завещанный от Бога. В подтверждение своей уверенности, что война никогда не доберется до них, она процитировала Тонтера, добавила, что знает — Джимс стремится к войне не больше своего отца; и все же, по ее мнению, Джимсу неплохо было бы принять участие в учениях вместе с молодыми людьми из поместья.