На разъезде (СИ)

   Ирина охнула и, чуть не плача, обняла девушку.

   - Прости меня, милая!

   - Что Вы, что Вы! Это давно было. Я уже смирилась, - спокойно говорила невестка.

                                                                     3.

   - А отец? – не давая прерваться разговору, спрашивал Егор Иванович.

   - Меня до десяти лет воспитывал отчим. Мне было четыре года, когда мать вышла замуж, потом родился брат; а через несколько лет отчим, украинец из Молдавии, уехал на родину, и больше от него не было вестей. Про родного отца я узнала лишь перед смертью матери. Встреча с ним для неё оказалась драмой.

   - Катя, может, не надо?.. – сказал Владимир и положил свою ладонь на её руку, лежащую на столе.

   - Почему? – удивилась девушка. – Простая житейская история. Ты тоже, наверное, ещё не всё знаешь.

   - Мать окончила техникум, - продолжала она, - и, по распределению, работала на железной дороге вблизи Заозёрска. Она дежурила на разъезде около моста через реку. Там  была железнодорожная «стрелка», срабатывавшая после прохода поезда. Автоматическая… Но почему-то за ней надо было следить. Жила она в домике, принадлежащем железной дороге, в маленьком посёлке, на берегу той реки.

   Егор Иванович почувствовал, как становится неуютно за столом своего дома, и почти осознанное беспокойство поселилось в его душе, что заставляло всё внимательнее вглядываться в лицо девушки; она же, между тем, продолжала:

   - Там мама и познакомилась с моим отцом, работавшим на какой-то стройке. Они стали встречаться. Однажды он пришёл к ней на разъезд, а когда после прохода поезда, вдруг, «не разделалась» стрелка, она очень испугалась. Стрелку пришлось разводить вручную. Тогда она сказала моему отцу: «Если б ты не вышел из будки вместе со мной, когда проходил поезд, я бы подумала, что это ты что-то сделал. Такого у меня ещё не было». После этого случая она решила – это судьба. Позднее между ними случилась какая-то размолвка, а тут отца срочно вызвали в его главную контору, как сказали ей знакомые, и больше они не виделись. Мама ещё три года работала на этом разъезде; она брала меня с собой на дежурство, когда я родилась, а потом её перевели на узловую станцию, и мы переехали в Заозёрск.

   Егор Иванович отрезвел. Он, как сейчас, ощутил себя тем морозным январским днём  почти тридцатилетней давности на небольшой станции Северной железной дороги, и его никто не встречал. До деревни, где располагался рабочий участок его конторы, по словам железнодорожников, было километра три;  большой охоты преодолеть пешком это расстояние у него не было, однако ждать чего-то тоже не представлялось возможным, поэтому пришлось развернуть шапку-ушанку, поднять воротник полушубка и, закинув рюкзак за плечи, отправиться в путь. Впрочем, он не прошёл и половину дороги, когда ему встретился микроавтобус, направлявшийся за ним на станцию.

   Начальник участка встретил его без большой радости, что Егора не особо расстроило, поскольку он понимал, что сугубо штатский специалист может сомневаться в способностях отслужившего, хотя и в строительных войсках, выпускника строительного техникума. Тот, посетовав на то, что объём работ и численность работников участка невелики,  внимание к ним, как к субподрядчикам, тоже, сказал, что собственного жилья у них нет,  все, от начальника до простого рабочего, живут на съёмных квартирах, и предложил ему поселиться в доме у одинокого девяностолетнего деда, поскольку более приемлемое жильё уже занято. Не избалованный жизнью Егор согласился, предполагая при том, что не задержится на участке более полугода, и отправился на эту квартиру.

                                                                         4.

   Дом был просторный, пятистенный и, как показалось Егору вначале, двухэтажный. Позднее он узнал, что нижнюю часть дома занимали двор и скотный хлев, а верхняя жилая часть делилась на «летник» и «зимник», причём зимник был меньшего размера, очевидно, по  причине экономии тепла. Хозяин дома был старый комяк, благосклонно встретивший постояльца, выделивший ему на ночлег единственную в избе старую железную кровать, сказав при этом, что сам спит на большой русской печи.