На разломе двух времён. 80-е

Когда мы сели ужинать, Алекс, вдруг встал. За ним поднялась жена и все дети. В тот момент я замешкался, не понял, что к чему, а он перекрестился и стал читать «Отче наш», за ним читала молитву вся семья.

Это была настоящая большая православная семья и при этом абсолютно современная.

Каждое утро мы садились с Алексом в его новый «Ягуар» и ехали до ближайшей станции, где оставляли авто и пересаживались на электричку, чтобы доехать на Манхеттен, откуда уже пешком шли до небоскреба Chemical Bank.

Я познавал жизнь настоящего американского банкира.

По дороге нужно успеть прочитать Financial Times, просмотреть новости и котировки акций, бондов, взаимных фондов. В этих утренних неспешных поездках Алекс рассказывал, как работают американские банки.

Он торговал бондами развивающихся стран. Это были бумаги стран Юго-Восточной Азии, кажется, еще Турции, Африки, а теперь и России.

Он очень радовался в те дни и хвастался отцу:

– Я заработал первый миллион на России и советских долгах.

В этом было для него что-то не только финансовое, но именно родовое. Он гордился, что в России впервые появились наконец-то ценные бумаги, и они торгуются теперь на главных финансовых площадках мира. И он, как банкир, впервые что-то заработал на России. На той России, из которой когда-то были вынуждены уехать его предки, но которая все эти годы оставалась ментально с ними.

Алекс был настоящим американским инвестиционным банкиром, торговал с Лондоном и Токио, а по выходным всей семьей они обязательно ходили в церковь. Небольшой Свято-Покровский храм в городке Наяк под Нью-Йорком основал его отец, а теперь по праздникам тут в церковном хоре пели дети Алекса. Глядя на эту семью, я видел образец для подражания. Мы должны быть такими же! Бережно хранить память о прошлом и при этом быть абсолютно современными людьми. Как это совместить?

Я расспрашивал Алекса о структуре американских банков, а он расспрашивал меня о наших «молодых» банковских делах в Москве.

Тогда, летом 93-го, Алекс Родзянко, правнук последнего Председателя Государственной Думы царской России, впервые задумался о… возвращении в Россию.

P.S.

Это было невероятное время переплетения судеб и новых надежд, когда потомок древнего российского аристократического рода и вчерашний секретарь комитета комсомола думали об одном. Мы все были полны планов и амбиций – строить новую Россию.

Белый дом (Октябрь 1993)

Единой вертикали власти в стране еще не было, власть поровну делили президент Ельцин и Верховный Совет.

Они конфликтовали постоянно и по любому поводу, а отношения между Ельциным и Хасбулатовым, председателем Верховного Совета, становились все хуже и хуже.

Президент все больше забирал властные полномочия под себя, передавая управление страной доверенным людям. «Младореформаторы» (Бурбулис, Гайдар, Чубайс) ретиво перетягивали под себя нити управления, отодвигая на задворки депутатский корпус.

Еще вчера депутаты, проходя через всенародные выборы, думали, что именно они будут реформировать Россию. Но на практике, в реальной жизни, оказывалось, что правительственные и прочие высокие кабинеты постепенно занимали люди, приближенные к Ельцину и его семье, а депутатский корпус оказывался далеко в стороне.

Кто такие эти Бурбулис, Чубайс и Гайдар, выдвинутые Ельциным? Кто их избирал, чтобы они «реформировали» страну так, как хочется им? Было уже очевидно, что сам Ельцин, вчерашний «опальный» секретарь свердловского обкома, мало что понимал в рыночных реформах. Собственного плана у него не было, а скоропалительные прожекты писали именно «младореформаторы», которые многих раздражали.

Под давлением Верховного Совета Ельцин поменял ненавистного уже всем Гайдара на Черномырдина, но все равно конфликт между Администрацией президента и депутатами не утихал. Они все время мешали друг другу в работе и сыпали взаимными оскорблениями. Конфликт усиливался, переходя в непримиримую вражду.

И 21 сентября 1993-го Ельцин подписал указ о роспуске Верховного Совета.

В тот же вечер в ответ экстренно собрался Верховный Совет и принял постановление о прекращении полномочий президента Ельцина, назначив Руцкого исполняющим обязанности президента.

Я сразу поехал в тот вечер к зданию Верховного Совета. Белый дом стоял свободный и открытый в излучине Москвы-реки. Со всех сторон туда начали стекаться люди, и на заднем дворе парламента собралось огромное людское море. Все были возбуждены и задавались одним вопросом:

– Что будет дальше? Как решить этот спор?

На длинную трибуну, в которую превратили парапет нижнего яруса, один за одним выходили депутаты и озвучивали очередные новости, шаги и действия против указа Ельцина. Но главное, все ждали, что скажет Конституционный суд. В тот момент почему-то всем казалось, что именно Конституционный суд может разрешить этот спор: кто же прав – Ельцин или парламент? Каждые пять минут кто-то выходил на трибуну и говорил, что председатель Конституционного суда Зорькин скоро объявит решение суда.