На развалинах мира

На время, погасив фонарь, я стал принимать решение. Как же выбраться отсюда? У станции обязательно есть второй выход — но, остался ли он свободен? Смогу ли я по нему вылезти наверх? Чтобы узнать ответ, мне предстояло пробраться по платформе на расстояние около ста или более метров, сквозь угрожающие завалы, практически по телам. И в любую секунду сверху могут упасть камни. Или же — искать другую станцию метро. И то и другое повергало меня в трепет — сколько же можно участвовать в этом марафоне? И там, и там — почти тупик. Гримаса судьбы, неоднократно дающая мне шанс и так же часто отбирающая его обратно… В трудные минуты во многих людях появляется что-то, что делает их жесткими и твердыми, словно стержень. И это помогает им преодолевать в первую очередь самих себя. Других же — гнет и ломает… Наверное, я все-таки был ближе к первым, хотя сам себя не считал сделанным из камня. Я прошептал:

— Я все равно вырвусь! Все равно!

Я так долго молчал, что от звука собственного голоса вздрогнул — вдруг, кто отзовется? Но в ответ раздавались лишь стоны, глухие и мучительные…

Итак, оставалось два пути. Или здесь, каким-то образом преодолев эту яму. Или там — куда еще предстояло добраться. Не могло же быть так, что такая же яма ждет меня и возле второго выхода. Случись такое — это уже станет совсем издевкой, усмешкой над всеми моими стремлениями к свободе, словно я был мышкой, с которой кто-то забавляется и заставляет ее метаться по бесконечному лабиринту. Но я не мышь! Я человек!

Ответом послужило молчание — я и не заметил, как произнес свои мысли вслух. Пыль, поднявшаяся при падении породы, густо усеяла и мое тело. Теперь, без одежды, я сразу стал замечать все острые грани камней. Приходилось чаще просто ползти и протискиваться сквозь загромождения из упавших перекрытий и валунов. Я то спускался по ним, то вновь поднимался, опять полз — и, сосредоточившись на том, чтобы достичь выхода, не заметил, как приблизился к нему вплотную.

Я осветил фонариком эскалатор и замер в полном отчаянии. Выход здесь еще более недоступен, чем первый. Похоже, эта часть станции как раз оказалась на пути той ужасной воздушной волны, возникшей вслед за ощущением нестерпимой головной боли. И в итоге, чуть ли не до самого низа эскалатора, подъем оказался наглухо забит всем, что ветер смог поднять и швырнуть сюда с сумасшедшей силой. Я увидел даже скрученную в штопор машину, сплющенный киоск, несколько чугунных скамеек… натуральная пробка, густо нашпигованная человеческими телами. Пробраться сквозь эту мешанину, просто нереально. Оставалось только возвращаться обратно, к яме, и уже там думать, как ее преодолеть. Приходилось быть очень осторожным, постоянно опасаясь, что любое мое движение может повлечь за собой падение камней. Что касается порезов — я уже просто не обращал на них внимания, хотя по наступающей слабости понимал, что потерял немало крови…

Нога попала во что-то мягкое, и из-под нее послышался стон. Какой-то несчастный лежал на животе, лицом вниз. Одна рука у него была сломана и наружу торчала голая кость. Ноги человека завалены грудой камней. Я посветил ему на голову. Он больше не стонал, но по плотно сжатым губам я заметил, что он все еще в сознании. Луч осветил массивную крепь, придавившую всю груду камней, под которой он находился. В одиночку, какой бы силой я ни обладал, сдвинуть ее в сторону невозможно. Он это сразу понял, потому что с его губ сорвался еще один стон. Может, он хотел что-то сказать, но сил для этого уже не оказалось…