Вздумается самке подплыть к другой группе, все селезни туда же, и никто не выразит ни малейшей неприязни друг к другу: нет ни соперников, ни соперниц. Ни одного грозного движения, никаких угрожающих звуков. Только время от времени, прибавляя ходу, кладут селезни толстые шеи на воду, опускают хвосты, и тогда за каждым на тихой воде «усами» расходятся две низенькие волны. Линии «усов» пересекаются друг с другом, как стрелки станционных путей, когда смотришь на них из окна вагона набирающего скорость поезда.
Селезни свободно переплывают из одной свиты в другую, потому что ни у одного из них нет постоянной избранницы. Чем больше появляется самок, тем меньше становятся их кортежи, и уже через неделю после прилета первых плавают отдельные пары. Тогда и начинается настоящее токование, тогда селезни уже проявляют недовольство друг другом, пугают соседей, но драк не затевают, как лысухи. Самка сама выбирает того, кто ей по душе, и каким-то образом дает понять остальным, чтобы искали удачи в другом месте. Только после этого ее избранник по-настоящему изливает свои чувства в виде ритуального танца: то запрокидывает голову на спину, выпячивая черную грудь, то кладет ее на воду, вытянув вперед короткую шею, и плывет как в атаку.
На больших плесах, где просторно всякой водяной птице, вперемежку с табунками красноголовых нырков плавают хохлатые чернети, или белобоки. Двуцветный наряд самцов, черные, длинные, зачесанные назад хохлы делают белобоков самыми видными среди пестроперой родни. Их свадебные кортежи привлекательнее, чем у седышей. Здесь тоже все, как один, подчиняются малейшему движению самки, но она заметнее в группе, осанка у нее горделивее. Да и селезни, плывущие бок о бок с ней, не так безразличны к соперникам: делают короткие выпады, хотя не дерутся. Но в целом брачное поведение седышей и белобоков столь сходно, что сразу выдает их близкое родство. И те и другие не любят выходить на сушу, где они держатся неуверенно, сильно косолапят и кажутся нескладными и маленькими по сравнению с тем, как выглядят на воде. Одинаков у них полет: взлетают тяжеловато, с коротким разбегом, словно из последних усилий отрываются от воды, на виражах растопыривают перепончатые лапы, помогая ими делать поворот. Но за белобоком замечен оригинальный способ чистить перо брюшка, не выходя из воды. Он ныряет головой вперед, не сделав в воде полной петли, всплывает вверх животом и, лежа на спине, не спеша перебирает клювом белоснежные перья.
Пары седышей неразлучны всего несколько дней. Построят утки гнезда, сядут на яйца, и на плесах начинают собираться холостяцкие компании не потерявших своей красоты, но каких-то сонливых селезней. Целыми днями они спят на воде, никого не опасаясь, а потом подаются на линьку. В нырковой семье остаются утка с утятами.
Образцом материнской беззаботности считается кукушка. Но она не может иным способом продолжать свой род, как подкладывая яйца в гнезда мухоловок, славок, зарянок. Долго не знали, что водится такое и за утками, которые иногда почему-то не хотят воспитывать то одного утенка, то весь выводок и кладут яйца в гнезда другим уткам, не интересуясь потом судьбой птенца, словно знают, что доверяют ее надежным воспитателям. Таких подкидышей принимают за своих, прочь не гонят, защищают и греют, если даже по окраске они не похожи на родных: ведь появились в одном гнезде и день в день со своими. И чаще других кладет яйца в чужие гнезда самка красноголового нырка.
Один утенок красноголового нырка появился на свет в гнезде ушастых поганок. Своих птенцов они держали на спине, а утенок плавал рядом. Он ни разу не пытался взобраться на приемных родителей. Кормить его было не надо: он сам нырял, когда хотел есть. В общем, не был обузой. И лишь иногда, прильнув к боку взрослой птицы, успевал подремать, пока дремала та. Поганки не пытались кормить его, но и не гнали от себя и не беспокоились, когда он отплывал дальше, чем их птенцы. Лишенный настоящей родительской заботы, утенок не выглядел забитым и на пятый день своей жизни был заметно крупнее сводных братьев, которые хоть и ели вволю, но росли медленно.
А утром шестого дня утенок покинул семью поганок. Вывела на ту же воду троих пушистых утят самка красноголового нырка. Проплывали они мимо, роста были почти такого, как подкидыш, или чуть меньше. Может быть, это были его родные братья из яиц, которые утка снесла после того, как оставила первое в гнезде поганок. И как будто не должен был он в этом возрасте знать, что не поганка он, а нырок, а уплыл ведь, став пятым в утиной семье.
Улетят на чистые таежные реки гоголи и черно-белые лутки. Отдохнув, поднимутся в синее небо гуси. Им лететь еще дальше. Но кряквам, лысухам, седышам и белобокам спешить не надо — они вернулись на родину.
Остромордые лягушки