На реках вавилонских

— А вы почему здесь?

Только я хотела ей ответить, как открылась дверь. Сестра сначала оглядела меня, потом фрау Яблоновску, а под конец ее взгляд упал на Катю, которая опять стояла на коленях перед книжной полкой.

— Яблоновска?

Она поднялась на ноги, видневшиеся из-под меховой шубы и казавшиеся в сравнении с ее массивным телом тонкими, как щепки. На ногах были грубые резиновые сапоги, которыми она шаркала так, словно они ей слишком велики. Журнал она положила на скамейку позади себя.

— Пройдемте со мной, пожалуйста.

— Да, я пойду, но можно мне на секундочку еще заглянуть в туалет?

— Если ненадолго, то, разумеется, можно.

Фрау Яблоновска последовала за сестрой по коридору.

Катя взяла новую книжку, она сидела неподвижно, держа книжку на коленях, и читала. Я поглядела через ее плечо.

— Эта наверняка не лучше.

— Мама, тебе же ее читать необязательно. К тому же наш папа тоже читал эту книжку.

— Откуда ты это взяла?

— Я помню обложку.

— Что? Прошло столько лет, а ты уверяешь, будто помнишь обложку? С какой стати он заинтересовался бы такой книжкой?

Катя захлопнула книжку. Обложку украшал коричневатый рисунок. С чего бы это Василий стал читать детскую книжку, да еще с Запада? Мне все чаще казалось, что я ловлю Катю на лжи.

— Я недостаточно быстро от них убегал, — сказал Алексей, когда мы пришли к нему в палату. Я взяла стул и придвинула к кровати.

— Вот видишь, мама, а если бы у него были спортивные ботинки… — Катя наклонилась к брату с другой стороны кровати и положила руку ему на лоб, словно была его матерью. — Угадай-ка, что тут, — она открыла "молнию" своей куртки — из — под нее выглядывал ослик.

— Думаешь, я умру, как наш папа?

— Нет, миленький, конечно же, нет. — Я подумала о заключении, которое в коридоре показал мне врач, и которое я должна была подписать. Это означает, что я беру ответственность на себя, ибо хотя в целом обследование не опасно, все же нельзя исключать нежелательного воздействия рентгеновских лучей. Причем все эти обследования они уже успели провести, и теперь мне больше ничего не оставалось, как поставить свою подпись. У Алексея было сотрясение мозга, ушиб черепа, множество других ушибов и перелом ребра. Кроме того, — это врач подчеркнул особо, — они установили, что мальчик истощен. При его росте он должен был весить самое малое двадцать шесть килограммов, а его вес был на несколько фунтов меньше. Об этом врач хотел еще раз подробнее со мной поговорить, он строго смотрел на меня, словно я заставляла своих детей голодать или совершенно их забросила.

— Знаешь, мама, я все время думаю, что наш папа хочет быть здесь и жить во мне. — Щеки у Алексея были красные и в прыщах. Глаза казались стеклянными.

— В тебе?

— Да, ведь он же теперь просто труп, и живого тела у него больше нет, вот я и думаю, может, ему захочется жить у меня внутри, в животе.

— Откуда ты это взял?

— Бабушка как-то сказала, что он продолжает жить в нас.

— Это надо понимать по-другому. Бабушка считает, что он продолжает жить в нас, когда мы его вспоминаем.

— Я знаю, что бабушка имела в виду. Но этого мало, мама. Душа желает большего.

Теперь Алексею уже казалось, будто он кое-что знает о желаниях душ. Я покачала головой и потрогала его губы, которые, несмотря на внутренние травмы, выглядели неестественно здоровыми.

Вошел врач и попросил меня зайти к нему в кабинет. Там он пригласил меня сесть в оранжевое кресло, предложил мандариновый сироп с водой.

— Вы всем вашим пациентам предоставляете отдельную палату? — Я положила ногу на ногу и собиралась выразить ему благодарность.

— Отдельную палату? Нет, только на первые три дня, из-за опасности заражения.

— Опасности заражения?

— Пожалуйста, не смотрите на меня такими испуганными глазами. — Он великодушно улыбнулся и еще секунду-другую смаковал воздействие своих слов, потом наклонился ко мне, сложил руки на столе и сказал:

— У вашего сына — вши, я полагаю, что от вас это не укрылось? Полная голова. Нам придется сначала проделать ряд процедур.

— Ах, — я вдруг замолчала и сняла руку с головы: пускай чешется, я потерплю.

— Вы ведь читали заключение?

Я кивнула.

— Ваш сын уверяет, будто его избили в школе. — Он смотрел на меня и явно ждал ответа.

— Да?

— И у нас возникает вопрос: так ли это? Мальчик в своем рассказе очень путается. Школа не имела никакого права отправлять его домой в таком состоянии. Что я хочу сказать, — может, он вообще не был в школе?

— Не был? Где же, по вашему, он находился?

— Пожалуйста, не волнуйтесь, такой разговор для нас тоже небольшое удовольствие. Нам все чаще приходится иметь дело с подобными случаями. Жестокое обращение с детьми, да, это бывает в лучших семьях.

— Как вы сказали?

— Он находился у вас дома?

— Нет, в лагере его не было. Насколько я знаю.

— Фрау Зенф, наши санитары забрали его…погодите-ка… из блока "Б" в лагере экстренного приема. Вы ведь там живете?

— Мы там живем, да… Но…