На ринге ствол не нужен

С трудом переставляя ноги, Велиханов прошел к шкафу, надел пальто, небрежно набросил на плечи шарф и, оставив в своем рабочем кабинете все как есть, покинул его. Даже игральные кости, с которыми Леонид никогда не расставался, и те не стал забирать со стола. Спустился по лестнице и вышел из здания спорткомплекса на парковочную стоянку. В нерешительности остановился у водительской дверцы своего автомобиля. Нет, вести машину в таком состоянии он уже не сможет. И дело тут вовсе не в ГИБДД. Что же тогда? Такси? Или, может, его подбросит до «Рекрута» кто-нибудь из знакомых? Но кто?

Велиханов огляделся и заметил на стоянке, кроме его собственного, еще один автомобиль. Знакомая тачка! Ну конечно же! Это «Ниссан» Мухалишина. Какого черта он тут делает? Велиханов повернул голову в сторону спортивного комплекса. Все окна, кроме одного, были темными. Свет горел только в тренировочном зале.

Велиханов вернулся в здание, обогнул конторку с охраной, где в кресле перед включенным телевизором мирно почивал низкорослый усатый мужчина в камуфляжной форме, и спустился по лестнице вниз. Дверь в тренировочный зал была приоткрыта, из помещения до слуха Велиханова доносились глухие удары. Леонид шагнул в полосу света и прищурился. Мухалишин лупил по «груше» со всей силы, на какую был способен, пружинисто перенося вес тела с одной ноги на другую. Обойдя вокруг мечущейся из стороны в сторону «груши» и заметив в дверном проеме Велиханова, Петр прекратил свое занятие и отступил назад.

– Привет, – Велиханов пьяно улыбнулся. – Ты чего тут в такой час?

– Тренируюсь, – Мухалишин остановил рукой «грушу» и вытер пот со лба. – Не спалось мне, вот и подумал, чего зря время терять, ворочаясь в постели. Приехал сюда и вроде как заодно нагоняю на себя усталость. А вы, Леонид Павлович?

– У меня тоже бессонница. Причем не первый день. Черт бы ее побрал.

Он прошел к стоящей у стены лавочке и тяжело опустился на нее, лишь чудом не промахнувшись. Снял шарф и бросил его рядом. Пальто снимать не стал. Молча уставился на свои руки. Мухалишин оставил «грушу», приблизился к Велиханову и сел рядом с ним.

– С вами все в порядке, Леонид Павлович?

– В порядке! Ха! Как же! Какой тут порядок, Петя, когда вся жизнь наперекосяк, – Велиханов икнул, повернул голову в сторону собеседника и с трудом сфокусировал взгляд на его ускользающем лице. Язык у него здорово заплетался, а голос был таким же заторможенным, как и движения. – Хочешь выпить?

– Я не пью.

– Молодец! Это ты и впрямь молодец, Петруха. Я вот пью. Только ни черта это не помогает.

– От чего не помогает-то? Разве у вас что-то не так, Леонид Павлович?

– Совесть, сука, – неопределенно брякнул Велиханов.

– Что «совесть»?

– Душишь ее, гадину, душишь, а все без толку. Загрызла она меня, дрянь.

– Совесть?

– Да, и совесть тоже, – судя по тому как бессвязно начал складываться разговор, Велиханов ощутимо поплыл. – Казалось бы, не один хрен? Что было, то было. Плюнь и забудь. Ан нет же! Полная херня. Понимаешь меня, Петруха?

– Честно говоря, не очень, – признался Мухалишин.

– Так это же я ей сказал про телку, – продолжал Велиханов, не столько обращаясь к собеседнику, сколько разговаривая с самим собой, отвечая на какие-то собственные мысли. – Про мифическую телку, а она повелась, дура. Но я же хотел как лучше. Как лучше для меня, конечно, но… Я ж не знал, что все так круто обернется, а потом заднюю включать как-то не с руки было. Вот и вляпался по самое не балуй. Все беды от баб, Петруха. Понимаешь? А-а! – Он раздраженно махнул рукой. – Ни хрена ты не понимаешь. Да оно и к лучшему для тебя, пожалуй. Крепче спать будешь. Но ты ведь и так не спишь… С чего у тебя-то бессонница?.. Хочешь выпить?

– Я не пью, Леонид Павлович.

– Совсем?

– Совсем.

– Молодец.

Велиханов уронил голову на грудь, и в какой-то момент Мухалишину показалось, что тот сейчас захрапит. Петр молча смотрел на седую растрепанную шевелюру директора «Атланта», и в его сознании понемногу начинало проясняться. Отдельные элементы рассыпанной мозаики постепенно вставали на свои места. Напрасно Леонид Павлович думал, что его не понимают. Кое-что из сказанного имело для Мухалишина определенную ясность. Слухов по «Атланте» ходило гораздо больше, чем мог себе представить Велиханов, и его слова о бабах и совести заставили Мухалишина насторожиться. Он весь будто подобрался, как перед ответственным боем.

– И что же вы решили, Леонид Павлович? – осторожно забросил он удочку.

Велиханов встряхнулся.

– Когда? Сейчас?

– Нет, когда вляпались, как вы выражаетесь, по самое не балуй.

– А что я мог решить, – Велиханов хмыкнул, а затем снова пьяно икнул. – За меня, брат, сами все решили. А я совсем раскис и пошел на поводу у…

– У кого?

– Не у кого, а у чего, – он засмеялся. – У похоти. Похоть – это тебе не хрен собачий. Это, я тебе скажу, чувство посильнее любви будет. Хотя и любовь… Да… Ну хватит уже об этом, – Велиханов жестко ударил кулаком по раскрытой ладони. – Выпить хочешь, Петруха?

Мухалишин прищурился.

– Можно, – сказал он после недолгой паузы. – Пойдемте. Только я угощаю. Идет?

– Идет.