На родной земле (СИ)

И не убил. Но булгары все равно развернулись и ушли. Уж не это ли вызвало у старого воеводы такое недоумение? Не знаю, стал ли он рассказывать князю, но сам явно не понял. Ратибор едва ли признавал для бесед с булгарами хоть какой-то язык, кроме языка оружия. Когда Есугей скомандовал отступление, он и сам перестал размахивать булавой, а теперь, похоже, корил за это себя… и меня заодно. Для него вчерашний бой наверняка выглядел всего лишь упущенной возможностью покончить с грозным врагом раз и навсегда.

– Теперича оно вот так, ежели не этак, – с тоской повторил Мстислав. – А ты, ярл? Скажешь чего?

– Не скажу. – Я покачал головой. – А чего думаю, княже, то и сам не хуже моего знаешь.

Мстислав сердито поджал губы, но промолчал. Мы уже не раз успели обсудить это наедине, но говорить о союзе с булгарами на вече не отважился бы даже я. Слишком уж… В общем, слишком. Так что моя роль на этом сборище многомудрых бояр, купцов и дружинников в итоге сводилась к поеданию пирогов и к запиванию их медовухой. Разумеется, я обеими руками поддерживал идею объединения с ближайшими городами, но далее наши взгляды с князем… несколько расходились. Так что я предпочел отмолчаться. Как известно, иногда лучше жевать, чем говорить.

Вече продолжалось уже часа полтора-два, но ничего похожего на согласие в умах вышеградцев так и не появилось. Дружинники активно поддерживали князя, который хотел собрать для грядущих битв с булгарами целое воинство из дружин близлежащих городов, а купцы в один голос вопили, что ничего хорошего из этой затеи выйти и не может. Бояре разделились примерно поровну, а самые уважаемые и вовсе помалкивали, явно уже просчитав все плюсы и минусы обоих вариантов… и не найдя среди них верного.

– Нет среди нас единства, – устало подытожил Мстислав. – Неужто одному мне решать, как быть? Так решу, ежели надо… Да неужто и вам больше сказать нечего? Лют Вышатич?..

– А скажу. Скажу, княже.

Гомон за столами мгновенно смолк, и все посмотрели туда, где сидел старый боярин. А я почему-то сразу понял, что последнее слово на вече останется за ним.

– Видел кто, где Вишинева в море впадает? – Лют обвел взглядом присутствующих. – Знает кто, что там такое?

– Да нет там ничего, боярин, – пробурчал Третьяк. – Скалы одни, да леса густые. Глухомань, гиблое место, поганое – оттого никто там и не селится. Нечего там доброму человеку делать.

– Доброму, может, и нечего, – кивнул Лют. – А мне вот случалось, хоть и давно то было. Да и ты, княже…

– Бывал. – Мстислав на мгновение задумался. – Раньше, никак, всех отроков туда гоняли, да вышел обычаю срок. Меня отец возил, может, еще кого из бояр или гридей, что постарше…

Несколько седоусых богатырей понимающе закивали, но остальные лишь молча перешептывались – никто из молодняка в устье Вишиневы явно не бывал.

– Особое место там, боярин. – Лют повернулся ко мне. – Святилище да камень жертвенный на острове. Сам бог войны его себе выбрал.

– Бог войны? Перун? – уточнил я.

– Перун – то князя да дружины покровитель небесный. – Лют пригладил бороду. – Славный бог, хоть и ему случается недобрым бывать. Всем людям заступник. Перуну токмо то ратное дело любо, что по чести творится. И ежели кто не по правде бьется, или слабого обидит – отвернется от того Сварожич, помогать не станет… Да есть и другой бог у войны – Руевитом зовется. И оттого идолов его нигде не ставят, что злобный он больно. Руевиту всякая сеча люба. Везде, где кровь людская льется, где избы горят, да девки плачут – там он и ходит. И не к добру его встретить, а кто видел – рассказывают, что совсем он на человека не похож, а на чудище страшное. Ростом с избу, в латах черных, как ночь. И не одна, а целых семь личин у Руевита, да все под одним шлемом, и столько же мечей на поясе, а восьмой он завсегда в руке держит…

– Тьфу, пропасть! – Третьяк громыхнул кулаком по столу. – Чего ж, ты, боярин, нас чудищем своим пугать вздумал? Семь личин… не надобно нам такого бога!

– А я скажу – может, такого-то и надобно. Дурной войне быть, Третьяк, какой раньше земля скловенская не видывала. Чую, все едино – придет Руевит, так пусть уж поможет…– Лют нахмурился. – Да не затем я слово держу. Ты не видал, а князь, поди, вспомнит, что острове том, где камень жертвенный, еще и идол поставлен. Руевит, как есть. Семь личин, семь мечей на поясе, а восьмой – в деснице.

– Припоминаю, никак. – Мстислав сложил руки на груди. – Сам идол весь из дерева черного, а тот меч, что в деснице – железный. Так?

– Так, княже, – Лют удовлетворенно кивнул. – Так, да не совсем. Уж сколько лет прошло – любой бы меч ржа подчистую съела, а тому хоть бы что сделалось. Значит, не из простого железа оружие Руевитово ковалось.

Я навострил уши. Нет, мне уже приходилось сталкиваться с необычными артефактами. Сабля Дува-Сохора, а уж тем более Гунгнир наверняка тоже не пострадали бы от ржавчины даже за десятилетия, но меч… Меч из непобедимого металла я пока встречал только один.