На родной земле

— Позволь нам перезимовать в Вышеграде, князь. — Рагнар сложил руки на груди. — А когда придет весна, мы покинем эти земли. Я вернусь на север и мечом возьму обратно все, что отняли у меня предатели. И если кто-то из твоих людей отправится со мной на кораблях — вернется домой богатым человеком. А те, кто пожелает остаться на Эллиге, получат достаточно земли и трэллов, чтобы зваться тэнами и ярлами. Твоим купцам будет дозволено торговать на любом из островов Эллиге, и никто не посмеет тронуть их корабли в море. Мои хирдманны станут братьями твоим, и мой народ — твоему, князь. И будет так, пока стоит Вышеград, и пока не прервется мой род!

После этих слов купцы притихли — видимо, принялись подсчитывать возможную выгоду — зато зашептались дружинники. Любой поход с князем сулил знатную добычу — но отправиться на север на боевых ладьях — это еще и слава, какой не видывал Вышеград. Будет, о чем рассказать дома.

— Дозволь слово молвить, княже!

Один из бояр медленно поднялся со своего места. С явным трудом — похоже, подводила из-за давнишней раны то ли спина, то ли нога — до старческой немощи он все-таки не дотягивал, хоть наверняка и перевалил за пятый десяток. Я уже давно заприметил его среди остальных — и не только по стати и шитой золотом одежде, а скорее по тому, что он по большей части помалкивал. Даже когда остальные вопили, перекрикивая друг друга и чуть ли не кидаясь объедками. Серьезный мужик — и явно ветеран, а не торгаш, хоть и одет богато и сидит среди купцов.

— Говори, Лют Вышатич. — Князь чуть склонил голову. — Сам знаешь — на вече твой голос после моего первый. Тебя и бояре, и дружина, да и простой народ завсегда послушает.

— Вещает конунг, что не надо ему не земель, ни злата, — неторопливо, с расстановкой произнес Лют. — Правда то, или нет — мне не ведомо. Саврошка-подлец тоже красиво пел князю каменецкому, да как вошел в силу — не сносил старый Ратша головы буйной. Да не про то я думу имею! — Лют поднял руку, разом успокаивая тут же зашелестевших купцов и бояр. — Сильны свеи, да числом невелики, и дружина вышеградская получше каменецкой будет. Да ты, Мстислав Радимич, Ратши сильнее да разумом крепче, даром, что молод еще. Не страшен тебе конунг, хоть в сече лютой, хоть один супротив одного биться. Глядишь — и то верно, уйдут по весне свеи — и поминай, как звали. А то и сдержит конунг слово, озолотит добрых молодцев, что за него стоять будут. Да только нескоро то случится. А зима уж за окном. Свеям в княжих хоромах столоваться выгода прямая, то ясно вижу. — Лют вдруг повернулся к Рагнара. — А скажи, конунг — что для князя в дружбе твоей? Поди, немного ты на ладьях привез — чем дружину свою потчевать будешь? Что девкам красным дарить? Чем Вышеграду-батюшке за добро отплатишь? Говори — покамест мне то не ведомо!

Глава 6

— Верно! — тут же подхватил кто-то из купцов. — Правду Лют Вышатич говорит! Отвечай, конунг — на что твои свеи Вышеграду сгодятся? Почто всю зиму у князя столоваться будете?

Рагнар сдвинул брови, но промолчал. Только повернулся в мою сторону и коротко кивнул. Обращаться к Мстиславу он должен был сам, лично — а вот «окучивать» бояр и купцов предстояло уже ярлу из местных — то есть, мне. Что ж, мой выход.

— Дозволь слово молвить, княже. — Я чуть отодвинул лавку и поднялся на ноги. — Ведомо мне, чего боярин знать желает.

— Говори, ярл, — кивнул Мстислав. — Ты над людьми конунговыми старший, да и речь нашу разумеешь. Отвечай, чего Лют спрашивал.

— Велика дружина княжья, — заговорил я, — против конунгова хирда впятеро больше. А где пятеро прокормятся, там и еще одному завсегда хлеб найдется. Но не про то я слово молвлю.

Я сделал небольшую паузу, позволяя Люту задать закономерный вопрос — но тот промолчал, и вместе с ним промолчали и остальные. Похоже, среди знати и купцов авторитет боярина немногим уступал княжескому. Что ж отлично: уболтаю его — уболтаю и остальных.

— Власть княжья не златом держится, — продолжил я, — а людьми ратными. За то и привечает князь гридей своих, бояр да сыновей боярских, да потчует их что в лихое время, что в доброе… Так и мы к вам не побираться пришли! — Я возвысил голос. — Случись беда — встанем рядом под знамена княжьи, и будем стоять за землю Вышеградскую, как за родную, а уж в ратном деле свей скловена не хуже… Но и не про то я слово молвлю!

На этот раз Лют явно собирался что-то возразить — но не успел.

— Невелико богатство конунгово, не многое мы смогли забрать с островов. Но сыщется у нас злато и хлеба с медом купить, и люду рабочему заплатить по-справедливому, и девкам красным на платки да на серьги. — Я снова прервался, позволив сидевшим вперемежку хирдманнам и дружинникам вдоволь похихикать. — Но и не про то я слово молвлю!

Притихли все. Я уже выложил пару весомых аргументов, каждый из которых сулил Вышеграду некоторую выгоду — но дал ясно понять, что основой еще впереди. И вновь никто не попытался меня перебить или затянуть излюбленное купеческое «гнать свеев метлой поганой». Хорошо. Слушайте. Ближе, бандерлоги, ближе…