На росстанях

Возмущение крестьян растет. Оно может привести к попытке разгромить и поджечь имение. А это даст начальству "законное право" жестоко покарать крестьян как грабителей и насильников.

— Граждане! С вами обошлись несправедливо. Но не поддавайтесь злобе и не делайте того, о чем впоследствии придется пожалеть. Надо все трезво, спокойно взвесить, рассчитать. Прежде всего я спрошу вас: будете ли стойкими и твердыми, если случится какое-нибудь лихо? Или будете сваливать с себя вину на кого-нибудь другого за свои поступки?

Вопрос, брошенный в толпу так прямо и неожиданно, заметно остудил жар крестьянской злости.

— Вас мы не выдадим! — слышится голос из толпы.

— Я за себя не боюсь, — отвечает оратор, задетый этим искренним заявлением. — Я только хочу предостеречь и напомнить вам, что нужно сначала спокойно обсудить это дело, а потом уже действовать, и действовать организованно и дружно, чтобы ваши поступки действительно были революционные и сознательные.

Староста Бабич смотрит на учителя, кивает головой: правда все это, надо подумать, обсудить.

— Правда, правда, — вслух говорит он.

— Давайте же сделаем так, чтобы было, как говорится, и здорово и сердито и чтобы нас не могли подковырнуть легко и просто.

Сход внимательно прислушивается к словам учителя.

— Я думаю, — продолжает он, — сначала послать Скирмунту наше требование, оно у меня написано, и я прочитаю вам его.

Учитель берет заранее заготовленную петицию — эта форма обращений, протеста довольно часто применялась тогда — и читает:

"Гражданину Скирмунту в Альбрехтове

от граждан сел Выгоны и Высокое

Петиция

Несправедливость, которую чинили веками крестьянству помещики и чиновники, и то тяжелое положение, в котором очутилось оно в результате этой несправедливости, вынудили крестьян самим взяться за дело уничтожения этой несправедливости! Повсюду в России поднялось движение крестьян на почве земельных отношений с помещиками. Это движение, как вам, вероятно, известно, часто принимает грозную, нежелательную для вас форму, так как доведенное до крайности крестьянство не имеет другого выхода. Воздерживаясь от применения таких крайних средств, мы, граждане сел Выгоны и Высокое, напоминаем вам, что затоны и сенокос на Пине, согласно плану, утвержденному Межевой комиссией 18.. года, значатся в нашем владении. Между тем этими нашими угодьями незаконно пользуетесь вы. Однако в нашей тяжбе с вами за эти угодья суд стал на вашу сторону.

На основании вышеизложенного мы требуем:

1. Отказаться от незаконного пользования нашими затонами и сенокосом.

2. Как вознаграждение за это пользование передать нам часть вашего имения, что примыкает с одной стороны от Пины к дороге и с другой — к имению Альбрехтово.

3. Если наше законное требование вами не будет принято во внимание, мы будем вынуждены употребить другие средства".

С большим вниманием выслушали крестьяне эту петицию.

— Граждане! Согласны вы предъявить эти требования Скирмунту?

— Согласны! Подать! Подать! — гудит сход.

— Если так, то подписывайтесь.

Крестьяне двинулись к столу и мозолистыми, загрубевшими пальцами выводили свои фамилии или просто ставили крестики, а в конце бумагу скрепил печатью староста Бабич.

Выбрали трех делегатов, которым поручили передать петицию пану Скирмунту.

— Если пан вернет нам затоны, мы принесем самой лучшей рыбы нашему учителю за хлопоты, — говорит дядька Есып.